Зов валькирий

Девушка высвободилась и ускользнула в главный покой со своим лукошком. Свен остался в сенях, проводя рукой по щеке и стараясь успокоиться. Странное дело, но теперь, когда он был женат, встреча с Арнэйд взволновала его сильнее, чем в прошлые годы. Может, оттого, что перед лицом зрелой, пышущей жизнью и тайным желанием девушки его женитьба на Вито показалась насмешкой? Если бы не Вито… сейчас он был бы недалек от мысли таки посвататься к Арнэйд, пусть это и неразумно. Даг, хоть и конунг всех здешних бобров и лисиц, все же Свенельду, потомку Халльмунда Старого, неровня.

Но из Арнэйд вышла бы настоящая жена! А не такая, с какой только «в криночки» играть!

Что она там сболтнула про «по две и по три жены»? Позволил бы Даг своей дочери пойти второй женой к человеку знатного рода? Она бы ему очень пригодилась на те годы, пока Вито подрастает!

– А-а, девушка! – донесся сквозь неплотно закрытую дверь голос Боргара – такой же помятый, как утреннее лицо его хозяина. – Хорошо, что ты пришла! Я сам хотел идти тебя искать!

– Чем я могу услужить с утра пораньше такому выдающемуся человеку? – весело и даже игриво ответила Арнэйд, и Свен ощутил нечто вроде ревности.

– Сейчас – разве что ковш воды холодной, а я сговориться насчет пира. Хочу, чтобы ты села со мной рядом и мы могли вести учтивую беседу! Средний Альмундов сын, слава асам, больше не жених, но он привез третьего, такого же бойкого лосося, и я хочу заранее о себе позаботиться!

– Я спрошу у отца, с кем рядом он велит мне сесть, – с неудовольствием ответила Арнэйд. – Если Ошалче позволит мне сидеть за столом – здесь не в обычае, чтобы женщины ели вместе с мужчинами.

На Велерада, бывшего моложе ее на два года, она смотрела лишь с любопытством, как на всякого нового человека. Но Боргар привлекал ее ничуть не больше – с его полуседой бородой и таким лицом, что при взгляде на него приходила на ум доска из китовой кости и «гладильный камень» зеленого стекла, привезенные еще для покойной матери из Свеаланда и доставшиеся Арнэйд по наследству, – уж слишком долго он носит это лицо, совсем измялось!

– А то смотри! Если ты пожелаешь и мы сговоримся с Дагом – нынешней же зимой увезу тебя в Хольмгард!

Арнэйд не ответила, видимо, занятая перекладыванием яиц. Может, уехать в Хольмгард из этого медвежьего угла для нее было бы и недурно, подумал Свен. Но с трудом мог представить Арнэйд, радостно летящую в объятия хитроглазого Черного Лиса.

– Боргар, зачем тебе сейчас жениться? – сказал Свенельд, входя в покой. – Ты забыл, что летом мы отправляемся на Хазарское море?

* * *

Днем с десяток местных женщин под предводительством Ошалче явились готовить для приезжих пир. Заранее поставив тесто, они пекли ячменные тыртыши – круглые хлебцы с лесной ягодой, варили уху на молоке, готовили щюрму – похлебку, где отвары из птицы и из рыбы соединяются с луком и репой. С ними пришла и Арнэйд, но Свенельд ее больше не видел до самого вечера – вместе с Дагом и Боргаром он занимался приемом дани с Бьюрланда. Осматривали в клетях шкурки: куница, бобер, лиса, заяц, барсук, белка. С Силверволла следовало получить четыре сорочка куниц, но иные платили не куницей, а другими мехами, которых на ту же стоимость требовалось больше: вместо одной куницы шли два бобра либо двадцать четыре белки. И каждую шкурку нужно было осмотреть, чтобы была без изъяна, правильно снятая, не попорченная при выделке. Взяв что положено за дань, завели торг: теперь ловцы и перекупщики-варяги несли такие же шкурки, но уже за плату. Рассчитывались с ними серебром – сарацинскими шелягами, привезенными из Хольмгарда, или разным товаром. К полудню с тем же делом приехали люди из Хаконстада и Ульвхейма, привезли припасы для корма дружины. Два других варяжских селения были слишком близко – дитя легко дойдет, – чтобы имело смысл перебираться туда на постой, поэтому тамошние жители везли все с них причитающееся и свою долю припасов на прокорм дружины в Силверволл. За осмотром товара и расчетами всем толковым людям работы хватило до самой темноты, и прекратили только, когда Ошалче в третий раз прислала челядина: еда стынет, боги гневаются!