«Нам позволили мельком взглянуть на убранство знаменитой спальни во дворце Баббинч-хаус в Баллиморе; наше внимание немедленно привлекли настенные панели, которые лорд Шиобан насмешливо называет своими «memento mori»».
«Замечательные вещи!» — пробормотал кожевник и открыл другую страницу: «А это из журнала «Престиж архитектора». Еще одна композиция Федоре Колюччо, под названием «Любовники». Колюччо нарисовал английский парк со скамьей на заднем плане и расположил пару шкур так, как если бы они сидели на скамье, взявшись за руки в неопытно-страстном порыве. И, как всегда, их глазницы смотрят на нас, словно говоря: «Смотрите! Наша любовь — навеки!»». Повернувшись к Шватцендейлу, тощий мелули спросил: «Как по-вашему?»
«Очаровательно! — уверенно заявил механик. — И в высшей степени изобретательно!»
Стоявший у выхода Мирон встал на цыпочки и вытянул шею, пытаясь рассмотреть фотографию издали. К нему прикоснулись чьи-то пальцы. Мирон испуганно отшатнулся — рядом появился, как из-под земли, приложивший палец к губам морщинистый юноша, помощник дубильщика. Юноша прошептал: «Пойдем, я тебе что-то покажу! Гораздо лучше фотографий. Красота, да и только! Пойдем!»
Мирон уставился на него в замешательстве: «Что ты имеешь в виду? Какая такая «красота»?»
«Пойдем! Пусть они торгуются, продают, покупают! Отойдем в сторонку — это здесь, в тени».
«Я должен оставаться у входа, — возразил Мирон. — Я на посту».
«Пойдем! — шептал паренек. — Они рассматривают картинки и ничего не заметят». Он потянул Мирона за локоть: «Пойдем, сюда!»
Шватцендейл краем глаза следил за происходящим. Подскочив, он с разбега ударил юношу кулаком в висок — так сильно, что тот упал. Что-то со звоном прокатилось по полу. Шватцендейл воскликнул: «Змееныш! Сегодня тебе повезло! Если бы я не был в хорошем настроении, у тебя во лбу уже дымилась бы здоровая дыра!» Нагнувшись, механик схватил с дощатого пола блестящий предмет и показал его Мирону: «Шкуросъемный нож. Возьми на память».
Паренек тут же взмолился: «Отдайте нож! Он дорогой — у меня нет ничего лучше!»
Кожевник и агент-экспедитор напряженно застыли. Наконец кожевник нарушил молчание: «О чем тут еще говорить? Завтра я набью кожами два дощатых контейнера, готовых к отгрузке. И дело с концом».
Шватцендейл жестом пригласил кожевника и агента: «Выходите первыми».
Морщинистый юноша поднялся на ноги и залился всхлипывающим воем: «Мой нож! Мой драгоценный нож! Где я возьму еще такой? Отдайте, он мой, мой!»
Мирон и Шватцендейл ухом не повели. Отступив подальше в тень, помощник кожевника злобно кричал: «Ублюдки, набитые сливками с киселем! Жирные свиньи-туристы! Бегите к своей кормушке! Еще две секунды — и я освежевал бы проклятого сквонка, а теперь у меня даже ножа не осталось!»
Мирон и механик вернулись к автолету. На обратном пути в Шоло Мирон спросил: «Что такое сквонк?»
Шватцендейл задумался и через некоторое время ответил: «Насколько я помню, это какая-то безволосая белая крыса».
~
Глава 6
Автолет осторожно опустился на землю рядом с «Гликкой», после чего машину подняли на борт и закрепили в люльке. Дело шло к вечеру. Винго подал ужин паломникам, недовольно ворчавшим больше, чем когда-либо. Бартхольд, согбенный старик с горящими глазами и взъерошенной копной седых волос, вопрошал: «Зачем мы торчим на этом проклятом пустыре? Что нам тут понадобилось? Каждое мгновение задержки впивается под кожу, как зазубренная колючка! Нам еще далеко лететь — ох, как далеко!»
Капитан Малуф сдержанно ответил: «В какой-то мере наше расписание всегда зависит от экспедиторов. Если груз еще не готов к отправке, приходится немного подождать. В конце концов, бизнес есть бизнес».
«Вы забываете о своих обязанностях перед пассажирами! — отрезал Детер Калаш. — Подумать только! Проходят драгоценные часы, а мы тут сидим, посреди засушливой степи, окруженные дикарями!»
Задиристый молодой пилигрим по имени Полоскун воскликнул: «А пока мы тут штаны просиживаем и считаем ворон, наши братья уже торжественно шествуют из Бесовской Высадки, распевая победные гимны!»
«А мы? Стыд и позор! — сочувственно отозвался Тунх. — Где наше торжество? Мы радуемся победе, только когда обыгрываем друг друга в дубль-моко! По правде говоря, наше терпение истощается».
«Очень сожалею, — пожал плечами Малуф. — Почему бы вам не посетить местную таверну? Как ни как — развлечение, и вам не будет угрожать опасность, если вы не разбредетесь в поисках женщин».
«Еще чего! — пробормотал Калаш. — У нас не осталось денег на такие шалости».
«За это здесь не берут никакой платы, — возразил Малуф. — Шуйи не имеют представления о целомудрии. Но если вы не будете совокупляться коллективно, с вас снимут шкуру».
Калаш отказался последовать такой рекомендации: «Мы предпочитаем заниматься такими вещами конфиденциально, так как у каждого из нас свои собственные методы, не подлежащие огласке».
«В таком случае мне нечего вам посоветовать».
«Мы не нуждаемся в подобных советах и проведем вечер на борту!»