За праздничным пятничным ужином у Сеньона и Летиции собрались Гильем с женой, Магали, Бен, Франк, Лудивина и Марк: на этот раз он даже не опоздал. Все слишком много ели и пили, безудержно хохотали, матерились, божились, смеялись над всеми и вся лишь для того, чтобы ощутить, что они живы. Они праздновали все вместе, соблюдали давно сложившийся ритуал, но в то же время помнили о том, насколько все они разные, насколько они не похожи друг на друга.
На следующий день, в субботу, Марку все же пришлось оставить Лудивину одну. В марше свободы участвовали все представители служб безопасности: всех пришедших тщательно обыскивали, на каждом углу стояли заграждения из полицейских машин, на крышах дежурили снайперы. На подобных мероприятиях редко обеспечивали такой уровень безопасности. ГУВБ работала не покладая рук: за особо опасными элементами заранее установили наблюдение. Нельзя было даже представить себе, что в столь знаменательный день хоть что-то пойдет не по плану. На поддержание порядка были брошены все силы. Даже солнце ярко светило с самого утра, словно и его тоже пригласили на праздник.
Это безумное расследование не прошло для Лудивины бесследно. Слова обвиняемых все еще звучали у нее в голове, и от них ее бросало в дрожь. Она вновь и вновь думала обо всем, что узнала, представляла себе, что радикальные исламисты перестанут воевать в Ираке и Сирии, разработают более хитроумную стратегию, решат подорвать систему изнутри. На протяжении долгих лет они будут скрывать свое истинное лицо, прибегнут к
Лудивина зашла слишком далеко: она потерялась в собственных мыслях, понимая, что навсегда сохранит воспоминания о минувших неделях. Флешбэки во время прогулок, внезапная паника в толпе, безумные, тревожные мысли – все это будет преследовать ее до конца жизни, не будет давать ей покоя на улицах, на вокзалах, в магазинах, даже в минуты отдыха, в парке или на пляже… Она вспомнила слова Марка и с горечью осознала, что он, возможно, был прав, когда сказал, что психология современного человека – это психология жертвы войны.
«Мы мыслим и думаем так, словно живем в условиях долгой осады, словно наши войска постоянно ведут бои, а мы постоянно страдаем от точно спланированных, молниеносных ударов».
Этой стране, этой исторической эпохе нужна была собственная точка объединения. Стойкий символ, который сохранится в веках.
Площадь Республики.
74
Людской поток слегка покачивался на месте. Море людей с белой, коричневой, черной, желтой кожей всех возможных оттенков. Волны мужчин, женщин, детей. Гордые надписи на транспарантах, слова мира, силы, единства, любви. Солидарное море расплескивалось во все стороны – но все головы в нем были повернуты к центру, словно весь народ объединился, восхваляя Республику.
Кто-то пел, кто-то скандировал, кто-то смеялся, кто-то порой утирал слезы.
Эта толпа была вовсе не сборищем незнакомцев, нет, это было единое существо, возникшее прямо здесь, в общем порыве единения, голем из плоти и надежды, слепленный, чтобы разбить ужас, который хотела посеять горстка террористов. Это существо двигалось, во весь голос заявляло о своем воодушевлении, о решимости. Теперь оно сплавляло воедино тысячи частичек, призванных стать для него оболочкой, оберегающей его на пути.
В самой гуще толпы стоял, спрятав руки в карманы пальто, потрясенный человек. Надер Ансур, беженец из Иордании, во Франции уже три года. Он держался прямо, едва ли не гордился тем, что пришел сюда, что стоит в этой дышащей добротой толпе. Сейчас он почти ощущал себя стопроцентным французом.