– Деньги – нервная система любой войны, даже войны, которую ведут террористы, – пояснил он. – Террорист-одиночка может взорвать что угодно за гроши – например, за пять минут получив потребительский кредит. Его собственных средств хватает на его перемещения, и потому нам достаточно сложно за ним следить. Но вот крупная операция требует больших затрат. Покупка фальшивых документов, тяжелого оружия, материалов для изготовления бомб, все, что нужно для выбора места, аренды складов, машин и так далее. Тут нет места импровизации: им нужны деньги, а их можно добыть тысячей разных способов. Их может привезти курьер – но он рискует попасться на таможне с сумкой, набитой наличными. К тому же курьеру нужно куда-то ехать, а это не всегда просто устроить. Другой вариант – организованная преступность, которая часто служит террористам источником самофинансирования, но этот вариант связан с множеством рисков, хотя, конечно обокрасть неверного – не грех, раз его деньги послужат делу ислама. Есть даже соответствующие фатвы, краткие практические решения, основанные на догмах Корана. Но вот если террористы связаны с организацией масштабов ИГИЛ, ворочающей миллиардами, то все гораздо проще: нужно лишь, чтобы их посредник на той стороне – в Ираке, в Сирии, в Турции – связался с местным экспортером, а их там хоть пруд пруди. Дальше дело делает
– Я и не подозревала, что такое существует. Это так просто…
– Вот именно. Мы пытаемся найти источники, чтобы отслеживать такие операции, – источники вроде Фарида, – но все напрасно. К тому же даже если мы обнаруживаем здесь, у нас, какие-то странные вливания, деньги все равно могут прийти откуда-то с другой стороны. Пакистанцы занимаются этим постоянно, их лондонская община пользуется так называемым
– Тебе обязательно было так на него орать?
– Людей вроде него можно заставить сотрудничать, только если сильно надавить.
– А ты пытался попросить его по-хорошему? Всего раз, просто ради интереса?
Марк остановился перед машиной, повернулся к Лудивине:
– Пару лет назад два идиота хотели взорвать ясли под тем предлогом, что это были ясли при крупной американской фирме. Их схватили, когда они покупали все необходимые материалы. Знаешь, откуда они взяли деньги на эти самые материалы?
– От Фарида? Да, но он ведь не знает, куда на самом деле идут деньги, которые он передает. Он просто оказывает услугу, он же сам сказал. Это его культура. Он виновен лишь в собственной пассивности.
– Только не считай его идиотом. Он прекрасно понимает, что, если его турецкий поставщик просит передать восемь-десять тысяч евро двум бородатым парням, которые никогда не улыбаются, эти парни вовсе не собираются потратить деньги на новую вставную челюсть для своей бабули.
– Его никогда не судили?
Марк пожал плечами.
– Порой правосудие не забирается так далеко.
– Но ведь ты о нем знал… А, поняла! Ты забыл упомянуть Фарида в своих отчетах и теперь держишь его за яйца.
Марк ослепительно ей улыбнулся:
– Ты догадлива.
Он помедлил. Внимательно вгляделся в глаза Лудивине.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
– Скажи честно. Этот вопрос тебе задает не сотрудник ГУВБ, а мужчина, который обнимает тебя по вечерам. Как ты себя чувствуешь?
Лудивина сделала глубокий вдох и выдавила неестественную улыбку:
– Время от времени меня накрывает, ты сам видел, но будь уверен, я держу удар.
Лудивина отвечала с напряженным видом, словно аятолла, и Марк вдруг сгреб ее в охапку, прижал к себе, запустил руку в волосы. Ей не сразу удалось расслабиться, но спустя несколько секунд она перестала бороться с собой и, забыв обо всем, уткнулась лбом ему в плечо.
– Мне было страшно, – тихо призналась она.
– Знаю.
– Извини за то, что случилось у Фарида… я не сумела взять себя в руки. Обещаю, это больше не повторится. В любом случае не во время работы.
Он снова обнял ее, но уже через миг она легко отстранилась. Ее настроение было совершенно иным. Она снова излучала уверенность в себе. В глазах блестела решимость.
– Что теперь?
Марк оценивающе взглянул на нее, затем кивнул:
– Теперь мы поговорим с настоящим злодеем.
49
У Марка без конца жужжал телефон. Всякий раз он внимательно выслушивал собеседника и отключался, не говоря ни слова. Так продолжалось с раннего утра.