Зов пустоты

– К нашей базе данных. «Сбор и обработка внутренних данных для обеспечения безопасности территории и соблюдения интересов государства».

– Ясно, – сказала Людивина, смиряясь с разочарованием. – В любом случае у меня есть прокурор, который будет следить за расследованием по телефону.

– Прокуратура по борьбе с терроризмом не возьмет дело, договорились?

Людивину смутило, как пылко Таллек задал ей этот неожиданный вопрос.

– Э-э, нет, на данный момент ни о чем подобном речи не было. У вас с ними какие-то проблемы?

– Вовсе нет. Мне бы хотелось, чтобы это дело оставалось в тени, пока нет повода для волнения. Мне проще работать, если у меня развязаны руки.

Людивина не совсем поняла, что он имеет в виду, и просто продолжила:

– Прокурор не хочет, чтобы мы проверяли все образцы ДНК, собранные вокруг тела, на это нет денег. В особенности если жертва – наркоман, а он, похоже, думает именно так. Он разрешит сделать несколько анализов, если я их обосную, но раз уж у меня всего пара джокеров, мне нельзя ошибиться, так что подожду. Как только первичное расследование завершится, дело перейдет к судье, и уже он будет решать, что нам делать или не делать, но не раньше чем через две недели. Запустить всю процедуру – тоже небыстрое дело. Но мы не станем сидеть сложа руки. Займемся телефонными разговорами Браков. Я попросила узнать, есть ли камеры наблюдения в зоне, где нашли тело, или хотя бы у спуска к путям, но вряд ли что-то найдется. Не знаю, как там у вас все работает, но если бы вы намекнули нашему прокурору, что не помешает дополнительное финансирование…

– Кажется, мы друг друга не поняли: для прокурора это дело ваше, я не буду в него лезть.

Людивина вытаращила глаза:

– То есть? С точки зрения закона…

– Если будет повод, прокурор со мной встретится, но ГУВБ работает не так, как вы. Я передаю дела мировому судье, только если нахожу что-то серьезное, потому что моя деятельность хранится в полнейшей тайне. Пока я не сочту нужным обратиться в суд, я работаю сам, на своих условиях, без связи с судьей. Я действую тихо – так быстрее и эффективнее. Отчитываюсь только перед непосредственным начальством. Вот почему хотелось бы, чтобы прокурор не узнал обо мне без крайней необходимости. Как только я официально окажусь в этом деле, все сильно усложнится. Поймите, мы в ГУВБ обычно действуем самостоятельно и обращаемся к судьям, лишь когда требуется ордер на арест. Тогда колеса судебной системы начинают вращаться, и наша тайная деятельность выходит на поверхность. С этого момента дело уже не в нашей компетенции, а в компетенции юстиции, и мы исчезаем.

Людивина медленно кивнула, словно пытаясь до конца осознать услышанное.

– Ясно. Но я-то должна отчитываться перед судом согласно четким инструкциям, так что не ждите, что я стану их нарушать. Договорились?

– Естественно.

Доедая обед, они бродили по этому лесному уголку на востоке столицы, пока не вышли к мосту над глубокой траншеей, старым заброшенным железнодорожным полотном, заросшим высокой травой и плющом. Марк облокотился на парапет. Людивина узнала «малое кольцо», железную дорогу, не работающую с тридцатых годов. И поняла, что Таллек с самого начала знал, куда ее приведет.

– Притворитесь, что мы пара.

– Простите?

– Подойдите ко мне. Никаких нежностей, не беспокойтесь, они как раз выглядят гораздо подозрительнее.

Людивина сдержанно, но с любопытством повиновалась и тоже облокотилась на ограду, почти прислонившись к Марку.

– Вы с самого начала знали, что приведете меня сюда. Что же я должна увидеть? – тихо спросила она.

– Мы пришли чуть раньше, но ждать уже недолго.

Людивина поняла, что все произойдет на путях, и принялась разглядывать их, чтобы ничего не пропустить. Место напоминало то, где был обнаружен труп Лорана Брака, но с более буйной природой. Скрытые от цивилизации рельсы, туннель, свидетелей практически не бывает… Да, место очень похожее.

Из-под моста показался человек в серой толстовке. Он прошел вдоль стены и остановился у входа в туннель, откуда выбежали еще трое в спортивных костюмах. Капюшоны частично скрывали их лица, но Людивина без труда догадалась, что им не больше тридцати. Еще двое перелезли через ограду, отсекающую траншею от парка, умудрились спуститься по крутому склону к рельсам и присоединились к товарищам. Они что-то обсудили, а затем встали в круг и принялись разминаться.

– Кто это? – осведомилась Людивина.

– Местная молодежь.

– В этом я не сомневаюсь. Но что они здесь делают?

– Готовятся. Все они у нас под наблюдением. Все выступают за возвращение к древнему исламу с применением шариата. Они считают, что ИГИЛ[14] – это их угнетенные братья. Большинство хотело бы к ним присоединиться. Возможно, если у них получится, они так и сделают.

– И они все на свободе?

– Они следят за тем, что говорят публично. К тому же пока нам нечего им предъявить, а встречаться с друзьями в парке и вшестером заниматься спортом не запрещено.

– Разве поддержки ИГИЛ мало для ареста?