Зов пространства

Сентенция не из тех, на которые с легкостью находишь ответ. Пауза затягивалась. Собеседник посмотрел на север, где в небе успел растаять след лунного «челнока». Мне стало не по себе, когда две крупные слезы выкатились из глаз Джорджа и проложили влажные дорожки возле носа. Он же, напротив, не выказывал смущения. Просто достал широкий, безупречной белизны платок и вытер лицо.

– Надеюсь, вам никогда не доведется узнать, до чего же это страшно – остаться без души, – качая головой, произнес он. – Как будто в сердце осталась только космическая пустота. Провести остаток жизни на реках Вавилонских[12] – что может быть хуже?

Я напустил на себя равнодушие:

– Боюсь, это не для моего скромного ума.

– Конечно, вы не понимаете. Никто не понимает. Но всегда есть надежда встретить однажды того, кто сможет понять – и помочь.

– Все же душа – это манифестация личности, – сказал я. – Не представляю себе, как можно ее потерять. Допускаю, что она способна измениться. Но исчезнуть полностью?

– Я свою потерял, – сказал Джордж, по-прежнему глядя в бескрайнюю синеву. – Она теперь где-то там витает, а я без нее – одна видимость. Потеряв руку или ногу, человек остается человеком, а без души он просто ничто…

– Может, вам следует обратиться к хорошему психиатру? – неуверенно предложил я.

У Джорджа мигом высохли слезы.

– Психиатры! – негодующе воскликнул он. – Гнусные шарлатаны! Даже в самом названии ложь. Если эти прохвосты и разбираются немного в мозгах, что они могут смыслить в психике? Тем более – отрицая самое существование души!

Снова наступила пауза.

– Если бы я мог чем-то помочь… – неуверенно заговорил я.

– Такой шанс был. Вы могли оказаться тем, кто способен помочь. Шанс остается всегда…

Кого он пытается успокоить, себя или меня?

Дважды грянули часы под церковным шпилем. У моего собеседника сразу изменилось настроение, и он порывисто встал.

– Мне пора, – сказал Джордж. – Жаль, что вы не тот, кто мне нужен, но все равно беседа была приятной. Надеюсь, Лахуа вам понравится.

Я проводил его взглядом. Возле лотка с фруктами Джордж задержался, выбрал нечто похожее на персик, вонзил в него зубы и пошел дальше, не заплатив. Торговку это нисколько не обеспокоило; она ласково улыбалась вслед.

Ко мне приблизилась смуглая официантка и тоже посмотрела на Джорджа, который взошел по церковным ступенькам, бросил огрызок и у входа снял шляпу.

– O le pauvre monsieur Georges, – грустно сказала девушка. – Il va faire la prière, – объяснила она. – Tous les jours молится за свою душу. И утром, и вечером. C’est si triste[13].

Я заметил у нее в руке счет. Встревожился было, что напрасно принял Джорджа за хорошего парня, но решил: не беда, завтрак-то уж точно был хорош, – и полез за бумажником.

Девушка заметила и покачала головой:

– Non, non, monsieur, non. Vous etes convive. C’est d’accord[14]. Monsieur Georges завтра расплатится. C’est окей.

– Это нормально, не удивляйтесь, – вмешался старичок, который недавно подавал мне знаки. И добавил: – Если не торопитесь, может, посидите со мной за кофе с коньяком?

Пожалуй, Лахуа может гордиться своим гостеприимством, решил я и принял приглашение.

– Наверное, еще никто не рассказал вам историю нашего Джорджа, – предположил старичок.

Я подтвердил его догадку. Он покачал головой, адресуя немой упрек неизвестным мне людям, и продолжил:

– Не беда. Видите ли, Джордж все надеется встретить человека, который ему поможет. Иногда беднягу поднимают на смех, и нам это не нравится.

– Жаль, что вызвал у вас беспокойство, – сказал я. – Мне его состояние вовсе не показалось забавным.

– Так и есть, – кивнул старичок, – но он идет на поправку. Хотя, возможно, сам этого не замечает. Год назад Джордж мог сидеть за дежёне, не притрагиваясь к еде и тихо обливаясь слезами. Тяжело на это смотреть, пока не привыкнешь.

– Так он здесь живет, в Лахуа? – поинтересовался я.

– Не живет, а существует. Очень много времени проводит в церкви, а еще бродит по округе. Ночует вон в том белом доме на холме, у своей внучки. Она следит, чтобы Джордж не попадал в неприятные ситуации, и оплачивает его прихоти.

Я решил, что ослышался.

– У него внучка! Но он же совсем молод! Больше сорока никак не дашь…

Старичок взглянул на меня в упор:

– Вероятно, вы скоро опять с ним встретитесь. Поэтому вам стоит узнать, что с ним приключилось. Никакого секрета здесь нет, хотя семья, конечно, не желает широкой огласки этой истории.

Нам принесли кофе с коньяком. Добавив в свою чашку сливки, старичок начал рассказ.