Зов предков

Лишь после Большого пожара на Страстную пятницу, когда в Новом Орлеане сгорело больше тысячи домов, Анжелика перестала бывать в своем городском особняке (пожар случился незадолго до приезда в Америку Жана). Правда, ее дом чудесным образом не пострадал, но Анжелика утверждала, что боится находиться в нем из страха перед новым пожаром. С тех пор она проводила все свое время на плантации, в загородной усадьбе, которая была намного более просторной и величественной. Здесь Анжелика устраивала пышные приемы для многочисленных гостей, которые по сложившемуся обычаю частенько задерживались в усадьбе на несколько дней или даже недель. По настоянию тетки Жан тоже прожил здесь три или четыре месяца, прежде чем отправился в свое первое путешествие в Канаду. За это время Анжелика, однако, успела перезнакомить его со всеми своими друзьями – в особенности с их дочерьми, среди которых было немало привлекательных юных особ. К ее великому огорчению, Жан так никем и не заинтересовался, хотя в Новом Орлеане, ставшем крупным морским портом, а также в его окрестностях жили теперь не только французы, но и испанцы, и даже большая колония немцев, присутствие которых на ужинах и суаре, по уверению Анжелики, придавало этим светским мероприятиям непередаваемый колорит. На балах и приемах в усадьбе де Маржераков всегда было многолюдно; здесь можно было встретить и высокопоставленных чиновников, и самых богатых людей города, хотя сама усадьба находилась довольно далеко – примерно на половине пути между Новым Орлеаном и Батон-Ружем. Жану и Вачиви, к примеру, понадобилось почти два часа, чтобы туда добраться, хотя они и ехали в запряженной четверкой легкой коляске, в которой Жан сразу угадал ее элегантное французское происхождение. Коляска так и сверкала темно-вишневым лаком, сложенный клеенчатый верх приятно пах свежей ваксой, мелькали позолоченные спицы, а сзади ехали верхами два ливрейных лакея. Кучер то и дело погонял лошадей – Анжелике хотелось, чтобы дорогой племянник поспел к ужину, который, как догадывался Жан, наверняка будет очень пышным и церемонным. К счастью, весь вчерашний вечер он готовил Вачиви к тому, с чем ей предстоит столкнуться в доме Анжелики, и теперь надеялся, что она все запомнила правильно. В частности, Жан постарался убедить девушку, что платья, которые он купил ей в Сент-Луисе, – это именно то, что нужно для встречи с его родственниками. Конечно, он понимал, что они не могут идти ни в какое сравнение с нарядами самой Анжелики, которые она дважды в год получала из самого́ Парижа, но надеялся, что красота Вачиви все искупит.

Усадьба, к которой они подъехали, была названа в честь хозяйки – «Анжелика». К парадному крыльцу вела длинная, обсаженная дубами подъездная аллея. Сам дом, выстроенный в вест-индском колониальном стиле, поражал взор своей величественной красотой. Когда десять минут спустя он показался в конце аллеи, Вачиви невольно ахнула, и Жан ободряюще улыбнулся и похлопал ее по руке, добавив несколько успокаивающих слов, которые она, впрочем, не поняла. Впрочем, простого прикосновения было достаточно, чтобы она почувствовала себя увереннее.

– Все будет хорошо, любимая, – повторил Жан с облегчением, увидев, что Вачиви успокаивается. На нем был темно-синий с золотыми пуговицами парадный сюртук, который он привез с собой из Франции, но до сих пор надевал лишь считаное количество раз. Аккуратно сложенный, сюртук хранился среди его вещей, и Жан решил, что это – самое подходящее, что он может надеть для визита. Для торжественного ужина он, однако, не годился, но молодой человек рассчитывал, что атласный камзол и бриджи, которые он в свое время оставил у Анжелики, чтобы не тащить с собой в Канаду, все еще ему впору – за пять лет странствий Жан похудел, но раздался в плечах. Хорошо еще, мимолетно подумал он, что ему не придется напяливать парик и припудривать волосы, как это требовалось в Европе: его новоорлеанские родственники хотя и считали себя настоящими аристократами, мыслили практическими категориями и отказывались от самых архаичных требований этикета.

Пока он об этом размышлял, Вачиви продолжала с любопытством рассматривать огромный дом с высокими мраморными колоннами. Ее глаза казались огромными на прелестном лице, обрамленном голубыми полями шляпки, и Жан снова ею залюбовался. Потом ему пришло в голову, что Вачиви в очередной раз проявила отвагу, согласившись последовать за ним в совершенно новый и непривычный для себя мир. Наверное, когда они скакали через лес, где из-за каждого дерева в них могли полететь стрелы, Вачиви боялась куда меньше, чем сейчас, и Жан мысленно пообещал себе, что будет защищать и оберегать ее от всего, что может показаться ей непонятным или обидным.

Наконец коляска остановилась перед крыльцом, на котором застыли в ожидании гостей шестеро лакеев в темно-синих ливреях. Все они были чернокожими, и Жан знал, что это рабы. Несколько сотен их с утра до вечера работали на хлопковых и сахарных плантациях, которые принесли Арману де Маржераку его баснословное богатство.