На улице уже окончательно рассвело, когда они, наконец, остановились. Сам Ллин прекратил бы это безумное бегство несколько часов назад, но цепкая напуганная ладошка тащила его все дальше и дальше, не давая времени на передышку. Сначала они просто бежали, не разбирая дороги, затем осторожными перебежками пересекли несколько площадей и безлюдных улиц, и, наконец, сумасшедшая девчонка позволила ему обессилено упасть на пол в углу какого-то сарая во дворе одного из пустующих домов.
Несмотря на небольшое грязноватое окошко, расположенное на стене, почти у самой крыши сарайчика, внутри было достаточно темно.
— Здесь мы будем в безопасности, — сказала девушка, вставая на носки и выглядывая в окно.
На ней было надето короткое, заканчивающееся чуть выше колен озорное красное платьице со складками, застегнутое на шее большим зеленым камнем, со стороны похожим на изумруд.
«Скорее всего, поддельный», — решил Ллин. — «Зато очень идет к ее глазам».
Ее длинные рыжие волосы были собраны в два игривых хвоста.
Ногу девушки обнимал тугой кожаный ремешок, на котором крепились потертые ножны с короткими метательными ножами. Такой же ремень, но на этот раз с серебряной пряжкой, опоясывал тонкую талию и хранил в себе несколько сложенных вееров.
— Может, объяснишь, наконец, что тут происходит, — выпалил Ллин, как только к нему вернулось сорванное дыхание.
— М-м-м... А это обязательно? Мне почему-то кажется, что ты не хочешь знать. Давай, я просто уйду, и ты меня больше никогда не увидишь?
Девушка взяла в руки веер и раскрыла его, собираясь взмахнуть над головой.
— А мне кажется, что это ты не хочешь рассказывать. Струсила? — остановил ее Ллин.
И удовлетворенно улыбнулся уголками губ, когда увидел, как опускается зажатый в руке веер. Чем старше человек, тем сложнее использовать на нем этот прием — брать на обвинения в трусости. Ллин точно знал об этом — сам так не раз попадался. Но девчонке было не больше пятнадцати лет на вид, и она поддалась.
— Не струсила, просто... — она вздохнула. — Я даже не знаю, с чего начать.
— Можешь начать со своего имени, — посоветовал молодой вор.
Девушка хмыкнула и в замешательстве поковыряла носком красной туфельки грязный пол.
— Я же тебе уже сказала, что меня зовут Удача. И другого имени мне не нужно, — ответила она. — И я героиня.
— Так я и думал, — вставил Ллин.
— Ты будешь слушать или нет? — раздраженно спросила Удача, и, не дождавшись ответа, спокойно продолжила. — Когда-то давно я была простой девчонкой из бедной школы танца. Мне было четырнадцать, когда я влюбилась в парня из соседней школы музыки. Пф-ф-ф. Об этом нелегко рассказывать, тем более тебе. Может, я все-таки пойду?
— Я должен знать правду, — непреклонно ответил Ллин, и Удача кивнула, подтверждая его право.
— Я не очень хорошая рассказчица, — пожаловалась она. — Зато танцевать умею. Знаешь, когда я танцевала, на меня засматривались даже взрослые мужчины. А спутницы этих мужчин били их по щекам и ругались грязными словами. Это было так забавно!
Девушка улыбнулась сама себе. Больше не смотря на Ллина, она рассматривала свои маленькие туфельки.
— Ах, да. Тот парень. В общем, мы полюбили друг друга и часто сбегали по ночам через окна наших школ, чтобы встретиться и провести несколько часов вдвоем, под луной. Это было лучшее время в моей жизни, мне почему-то казалось, что оно так и будет продолжаться всегда...
Ллин молча слушал, недоумевая, почему незнакомая девушка решила рассказать ему о своих самых личных воспоминаниях. Наверное, этому была какая-то причина, и он уже слегка начинал опасаться ее услышать.
— Но все испортил зов прайма, — счастливая улыбка на губах девушки превратилась в кислую и озлобленную. — Этот зов, он вечно все портит и путает. Я услышала его, и не смогла ему сопротивляться. Он похож на какую-то болезнь, например, на чесотку. Нападает на тебя, заставляет чесаться, но не уходит, а только разгорается еще больше. До тех пор, пока ты только о нем и можешь думать. И от этой болезни есть только одно лекарство.
— Стать героем, — подсказал Ллин.
— Да, — подтвердила девушка. — Я стала героиней, и мой любимый бросил меня. Он не хотел любить героиню, он хотел нормальных отношений, семьи и детей. Поцеловал меня на прощанье и сказал, что вырвет меня из сердца и своей жизни, хотя это будет очень больно. Я не могла дать ему того, чего он хотел, ведь я еще долго останусь запертой в этом слишком медленно стареющем теле. Благодаря силе прайма, герои старятся намного медленнее обычных людей. Он бы превратился в морщинистого старика, а я так бы и осталась... такой, — девушка с презрением посмотрела на свои молодые, почти детские ладошки. — На следующий день его школа переехала на новое место, и я осталась совсем одна.
Девушка грустно и прерывисто вздохнула, и Ллин заметил, что она плачет. Он захотел подняться, подойти к ней, чтобы как-то утешить, но неожиданно вспомнил, что перед ним героиня. Еще неизвестно, как отреагирует на утешения настоящая героиня. Вдруг, это ее чем-то заденет или как-то унизит?