— Как ты могла, предательница! Ты струсила! Просто струсила, признай!
Оберон был в ярости. Пережитый позор, унизительные выкрики толпы, высокомерные взгляды этого Тезарио, и особенно его плевок на землю, когда они уходили с арены снова и снова проносились перед его глазами.
Собрав в руках полную злобы шаровую молнию, громовержец запустил ее в дерево поверх головы Алессы.
— Я сделала это для того, чтобы мы могли сосредоточиться на задании лорда Раэля, — уже в третий раз сказала ему героиня. — У меня не было выбора. Мы вернемся в таверну, ты остынешь и поймешь это.
— А что если я не хочу понимать?! Я служу лорду Раэлю потому, что он приведет меня к славе! Я хочу битв, я жажду побед! А не выполнения идиотских команд его скудоумной героини!
Громовержец развернул свой парящий меч, и двинулся в противоположную их таверне сторону.
— Куда ты, Оберон? Вернись! — приказала ему Алесса.
— А не пошла бы ты со своими приказами... — сквозь зубы бросил за спину Оберон.
7.
Маленький грязный кабак на окраине города, притулившийся к стеклянной стене Тотоола, пустовал, если не считать уставшего полноватого хозяина за стойкой, да двух бездельничающих молоденьких официанток, о чем-то перешептывающихся в углу и периодически хихикающих.
Оберон сидел в углу кабака, поставив вертикально и прислонив к стене свой парящий меч, и самозабвенно напивался. В обычные дни он выбрал бы центральную лавку, но сегодня угловой стол почему-то показался ему самым привлекательным. Денег в карманах громовержца не водилось — все полученное на выполнение задания серебро Алесса забрала себе, но хозяин с пониманием отнесся к проблемам героя и согласился «записать все на счет лорда Раэля». Или просто побоялся связываться с впавшим в ярость героем. Оберону было плевать на причину, его интересовало только вино.
Иногда с улицы долетал шум разгорающегося карнавала. Еще было слишком рано, и солнце только начало заходить за крыши домов, поэтому настоящий праздник немного откладывался. Сначала должно было стемнеть, затем начнутся торжественные шествия по городу, поедут магические помосты с разряженными в костюмы танцорами, и только потом честные адорнийцы решат вкусить пьянящих напитков. Поэтому Оберону светило еще несколько часов приятного одиночества в компании с вином и собственными мыслями.
Оберон откупорил третью бутылку вина и глотнул прямо из горлышка, размышляя, не стоит ли перейти на что-нибудь покрепче. Например, на саке.
«Нет, ну как она могла! Как мне жить дальше с таким позором?!»
Даже сквозь шум вина в голове громовержец до сих пор слышал пронзительный свист и улюлюканье трибун.
«Да еще и приказами лорда Раэля прикрылась!»
Алесса... Ведет себя как кошка во время течки, только о нем и думает. «Раэль то, Раэль это. Раэль не одобрит, Раэль приказал».
«Обзаведись хоть зачатками гордости!» — все время хотел сказать ей Оберон, но как-то не получалось.
К сожалению, она в чем-то была права. Задание лорда было намного важнее его личных желаний и обид. Даже в том случае, когда он не понимает его смысла. Это правило долгое время было одним из самых главных в жизни Оберона, и он привык на него полагаться. Именно такая слепая вера в правоту своего господина и делала его столь ценным героем и для лорда Раэля, и для предыдущего лорда, которому он служил. Как же его звали? Такой, невысокий, в смешных белых гольфах и берете... Имя успешно уплыло в подсознание, смытое новым глотком вина.
Сколько же он уже был героем? Оберон давно перестал считать проходящие годы в своем возрасте. Время шло, а он оставался прежним, почти таким же, каким был во время принятия прайма. Можно попробовать вспомнить...
Лучше всего смотреть на время на примере окружающих. Родители мечтали отдать Оберона в школу пения, так как их первенец имел потрясающе громкий и раскатистый голос. Но магические свойства прайма смешали все планы на его безоблачное будущее. Они уже давно умерли от старости в своих теплых постелях, окруженные многочисленными родственниками. После принятия прайма Оберон прервал все контакты со своей старой семьей, полагая, что теперь для него началась новая жизнь. И в этом не было ничего предосудительного, ведь настоящая семья — это те, кто близок тебе по духу, а не по крови. Но иногда Оберон все равно осторожно спрашивал проезжающих по Даэр-лиену путешественников о том, как живут его бывшие близкие.
Еще у него когда-то был кровный брат со своими детьми. В угоду родителям он поступил в школу пения вместо Оберона, но так никогда и не смог в ней преуспеть. Сейчас он уже совсем состарился, и только и может делать, что сидеть на увитой цветами террасе и пускать изо рта слюни.
Сколько же это получается? Полвека? Может, даже больше. Иногда Оберон чувствовал себя стариком, заключенным в молодом теле. Говорят, где-то в Рассветных горах находится Чертог покоя, в котором обретают упокоение такие уставшие от жизни путники, как он. Возможно, когда-нибудь и Оберон отправится в этот путь. Не сейчас, конечно, ведь он еще полон сил и желания жить и сражаться. Но когда-нибудь.