Вскоре после своего бегства на Дикий Запад Теренс получил от Тэры письмо, в котором дочь сообщала ему о помолвке. Жениха, разумеется, выбирал дедушкой. Теренс был уверен, что живая, деятельная Тэра попросту зачахнет рядом с напыщенным и скучным Джозефом Рутерфордом. Тот принадлежал к избранному кругу, который Уинслоу называл про себя «музеем восковых фигур». Правда, он имел весьма смутное представление о том, что за мужчина может быть достоин руки его необыкновенной дочери, но зато точно знал, что тот ничем не будет походить на худосочное воплощение хороших манер, каким был Джозеф Рутерфорд.
В который раз обдумывая все это, Теренс предложил дочери руку и повел ее к дверям отеля, ресторан которого славился своей кухней.
— Стоит вспомнить, что я столько времени жил тут без тебя, как мурашки бегут по коже! — проговорил он.
Тэра неожиданно повернулась и стиснула его в объятиях — и это на главной улице Кларендона! Ну что за девчонка!
— Милый папа, — сказала она серьезно, — я ожидаю от этого лета много интересного.
И события развернулись уже неделю назад, на пустынной дороге, напомнила себе Тэра, с трудом сдерживая нервную дрожь.
Узнав, что убийца на свободе, она еще раз попыталась вспомнить его лицо, но отец как будто намеренно старался помешать ей воссоздать в памяти трагедию. Он уверял, что она еще слишком потрясена, что в свое время можно будет вплотную заняться этим… но не теперь. И Тэра наконец сдалась.
Серо-синие глаза созерцали отвесные стены Пало-Дуро, и во взгляде их спокойное удовлетворение странным образом смешалось с затаенным беспокойством. В последнее время Стоун чувствовал себя как-то странно. Он как будто утратил былое душевное равновесие. Днем он действовал с привычной сосредоточенностью, зато ночные часы все чаще проводил без сна.
Заметив, что стакан пуст, он плеснул туда бренди и поменял местами ноги, лежащие одна на другой на крупном валуне. Раньше он прекрасно обходился без выпивки и уж тем более без женщин.
Возможно, одно неразрывно связано с другим, невесело размышлял Стоун, особенно если речь идет о женщине недоступной. В последнее время он не мог бросить взгляд на свое ложе, чтобы не припомнить, как выглядело на нем распростертое полуодетое тело.
Прескотт поймал себя на том, что снова смотрит туда же, и выругался.
— Что за нелепица! — произнес он вслух и отпил из стакана. — Речь идет о Тэре Уинслоу, болван ты эдакий! По словам Теренса, она чуть ли не монахиня!
Стоун не находил ничего странного в том, чтобы жаждать женщину после долгого воздержания, вот только предпочел бы направить вожделение на более доступный объект. Его попытки выбросить Тэру Уинслоу из головы были так упорны, что хотелось бы добиться лучшего результата!
— Слава Богу, она ничего не помнит из случившегося, — бормотал он, скользя по каньону невидящим взглядом. — Если бы помнила, Теренс уже добрался бы до меня.
Внезапно осознав, что разговаривает сам с собой, Стоун сделал гримасу и угрюмо расхохотался. Хуже всего, думал он, свихнуться из-за юбки. До сих пор Прескотт никогда не опускался до подобного, и это был тревожный знак. Здравый смысл советовал выбросить глупости из головы и заняться тем, что по-настоящему важно. Девчонка даже не знала о существовании Стоуна Прескотта. И к лучшему.
Он поднял бутылку, оценил на свет ее содержимое, взболтан и со вздохом выплеснул остатки в стакан. Доза была великовата, но Стоун решил, что ничего страшного не случится, разве что он прекратит вести себя, как подросток, впервые увидевший женскую подвязку. Ему случалось видеть мужчин, которые забывали обо всем, добиваясь женского внимания, и это порой приводило к плачевным результатам. Что до него, то женщины служили ему только для одной цели.
Допив бренди, Стоун неуверенно поднялся с расшатанного стула и оглядел каньон, который скрывала сейчас глубокая ночная тень. Он принял решение и почувствовал себя лучше. У него были дела поважнее, чем охота за трепетными девственницами. Теперь, когда он был достаточно пьян для того, чтобы уснуть без сновидений, можно было надеяться, что все наладится. И все же, все же… как привлекательно в женщине сочетание светлого золота волос и аметистовой глубины, глаз…
— Дьявольщина! — взревел Стоун. — Да ты и впрямь рехнулся, парень! Вот что случается с теми, кто слишком долго слоняется по прерии в обличье чертова призрака!
В течение целого года он настойчиво стремился испортить жизнь своему врагу. Меррик Рассел не знал ни минуты покоя с тех пор, как он, Стоун Прескотт, взялся за дело.