Он снова повернул брошь и попал золотым лучиком в глаза Мэтью. Голос Линча понизился до еле слышного шепота.
— Я ни за что с ней не расстанусь. Ни за какие деньги. Такая красивая. Очень, очень красивая.
Брошь повернулась… сверкнул отблеск…
— Никогда. Ни за какие деньги. Видишь, как она блестит? Такая красивая. Как и моя мама. Очень, очень красивая.
— Брошь… отблеск… брошь… отблеск…
Мэтью не отрывал глаз от золотистого сияния. Линч начал медленно вращать драгоценность в потоке солнца, его плавные движения завораживали.
— Да, — сказал Мэтью, — красивая.
Ему пришлось сделать над собой неожиданно большое усилие для того, чтобы отвести взгляд от броши.
— Я спрашивал насчет книги.
— А-а-а, книга!
Линч медленно поднял указательный палец левой руки, фокусируя на нем внимание Мэтью, а затем описал им кружок в воздухе и плавно опустил к броши. Взгляд Мэтью последовал за этим движением — и вот он опять смотрит на брошь… отблеск… брошь…
— Книга, — тихо повторил Линч. — Книга, книга, книга…
— Да, книга, — сказал Мэтью и попытался снова оторвать взгляд от драгоценности, но Линч вдруг перестал вращать ею под лучом солнца — примерно на три секунды.
И эта неподвижность странным образом оказалась не менее завораживающей, чем движение. Далее Линч начал медленно, кругами, перемещать брошь из света в тень и обратно.
— Книга, — произнес Мэтью.
Что удивительно: его голос прозвучал как-то отдаленно, словно он слышал самого себя, говорящего из соседней комнаты.
— Почему…
Брошь… отблеск… брошь… отблеск…
— Почему именно египетская культура?
— Она очаровывает, — сказал Линч. — Я очарован египетской культурой.
Брошь… отблеск…
— Очарован, — повторил Линч; теперь и его голос доносился как будто издалека. — Как они смогли… создать империю… на зыбучих песках пустыни. Зыбучий песок… повсюду… зыбучий песок… течет… плавно, плавно…
— Что? — прошептал Мэтью.
Брошь… отблеск… брошь…
— Зыбучий… зыбучий песок, — сказал Линч.
…Отблеск…
— Слушай, Мэтью, слушай.
Мэтью слушал. Ему казалось, что комната вокруг погружается в темноту, а единственным источником света остается брошь в руке Линча. Он не слышал никаких других звуков, кроме низкого, гулкого голоса Линча, и вскоре заметил, что с нетерпением ждет каждого следующего слова.
— Слушай… Мэтью… зыбучий песок… зыбучий… так красиво…
Казалось, теперь голос шепчет ему в самое ухо. Нет-нет: Линч еще ближе. Ближе…
Брошь… отблеск… брошь… Ближе.
— Слушай, — приглушенно скомандовал голос, теперь уже почти неузнаваемый. — Слушай… тишину.
…Отблеск… зыбучий, зыбучий песок… брошь… такой красивый свет…
— Слушай, Мэтью. Тишину. Все. Тихо. Все. Так красиво. Зыбучий, зыбучий песок. Тихий, тихий. Город… затих. Словно… весь мир… затаил дыхание…
— Уйх! — Этот панический возглас походил на звук, издаваемый утопающим при попытке глотнуть воздуха. Мэтью шире открыл рот… услышал собственный вздох… и жуткий шум…
— Тише, тише, — размеренно и певуче нашептывал Линч. — Все. Тихо. Все. Так…
— Нет! — Мэтью шагнул назад и наткнулся на дверной косяк. Он сумел-таки отвести глаза от сверкающей броши, хотя Линч продолжал водить ею по свету и тени. — Нет! Вы же не… станете…
— Что такое, Мэтью? — Линч улыбнулся, проникая взглядом сквозь череп Мэтью прямо в его мозг. — Чего я не стану делать?
Он поднялся из кресла… медленно… плавно… как зыбучий песок…
Мэтью объял ужас, какого он еще никогда не испытывал. Ноги стали тяжелыми, как будто на них надели чугунные сапоги. Линч надвигался, протягивая к нему руку таким странно долгим движением, что, казалось, замедлилось само время. Мэтью не мог не смотреть в глаза Линчу, которые сделались центром всего мира, а вокруг была тишина… тишина…
Он видел, что пальцы Линча вот-вот схватят его за рукав.
Собрав все оставшиеся силы, Мэтью крикнул «Нет!» прямо в лицо крысолову. Тот моргнул, и его рука приостановилась на какую-то долю секунды.
Этого было достаточно.
Мэтью развернулся и выскочил из дома. Он бежал почти вслепую, поскольку его веки опухли, а глаза налились кровью. Бежал, несмотря на тяжесть в ногах и такую сухость в горле, словно его заполнил зыбучий песок. Бежал с гремящей в ушах тишиной, отчаянно ловя ртом воздух, как будто украденный из его легких несколькими секундами ранее.
Он бежал по улице Усердия, и солнечное тепло растапливало лед, сковавший его мышцы и кости. Он не смел оглянуться… Не смел оглянуться… Не смел…
И на бегу — по мере удаления от коварной ловушки, лишь чудом избегнутой, — Мэтью начал осознавать всю мощь и запредельность влияния, коим обладал Линч. Противоестественно… кошмарно… воистину зыбучие пески… зыбучие… чары и тишина, тишина… все это не иначе как от самого Дьявола.
Теперь это проникло в голову Мэтью. И по-прежнему там оставалось, что пугало его еще больше, ибо такое вторжение в разум — его самый ценный ресурс — казалось чем-то совершенно невероятным.
Он бежал и бежал, задыхаясь и обливаясь потом.
Глава тридцать вторая
Мэтью сидел на траве у источника. Пригревало солнце, но его бил озноб.