Зов ночной птицы

Мэтью отпустил подоконник и спрыгнул в грязь рядом с Вудвордом, который с трудом поднимался на ноги. В комнате Мод начала поливать бранью Эбнера. Мэтью сознавал, что им необходимо максимально удалиться от трактира, прежде чем начнется погоня.

— Вы можете бежать? — спросил он у судьи.

— Бежать? — Вудворд взглянул на него с изумлением. — Ты бы лучше спросил, могу ли я ползти!

— Двигайтесь, как можете, но лучше поспешите, — сказал Мэтью. — Первым делом надо зайти поглубже в лес.

— А как же наши лошади и фургон? Нельзя же так просто оставить их здесь!

— Нет времени возиться с упряжью. Они могут быть здесь уже через пару минут. И если они придут с топором и мушкетом…

— Ни слова больше! — Вудворд побрел к лесу на противоположной от трактира стороне дороги. Мэтью держался рядом, готовый помочь, если он споткнется.

Сверкали молнии, гремел гром, дождь лил как из ведра. На опушке леса Мэтью оглянулся на трактир, но оттуда все еще никто не вышел. Он понадеялся, что Шоукомб — хотя бы на время — утратил желание выбираться из дома в непогоду, а старик и карга вряд ли предпримут вылазку без него, по своей инициативе. Возможно, Шоукомб сейчас был слишком занят собственной болью, чтобы причинять боль другим. Мэтью подумал о том, чтобы вернуться в сарай за лошадьми, но ему ни разу в жизни не доводилось седлать или взнуздывать лошадь, а ситуация была критической. Нет, решил он, надежнее будет углубиться в лес, а потом идти вдоль дороги до поселения.

— Мы лишились всего, — безутешно стенал Вудворд, пока их ноги месили кашу из грязи и опавшей хвои. — Всего! Моей одежды, моих париков, моих судейских мантий! Боже правый, и моего камзола! Этот негодяй забрал мой камзол!

— Да, сэр, — ответил Мэтью. — Однако же ему не удалось забрать вашу жизнь.

— То будет жалкая жизнь, начиная с этого самого дня! Ох-ох-ох, ударь он еще чуть сильнее, и мой баритон превратился бы в сопрано! — Вудворд уставился в кромешную тьму впереди. — Куда мы идем?

— В Фаунт-Ройал.

— Что?! — Судья качнулся и едва устоял на ногах. — Ты заразился безумием от этого типа?

— Дорога ведет в Фаунт-Ройал, — сказал Мэтью. — Если двигаться в том направлении, мы через несколько часов будем на месте.

То был слишком оптимистичный расчет, как он признался самому себе. Грязь и проливной дождь сильно замедляли движение. Впрочем, они должны были замедлить и погоню.

— А потом пошлем сюда местных ополченцев, — продолжил он вслух, — и вернем свои вещи. По-моему, это единственный выход.

Вудворд промолчал. Другого выхода у них действительно не было. Если он сможет вернуть свой камзол — и заодно увидеть Шоукомба на виселице, — это послужит достаточной наградой за несколько часов страданий и унижений. В то же время его терзала мысль о том, что немилость Господня подобна бездонной яме: стоит однажды в нее упасть, и это падение будет нескончаемым. Его обувь осталась в трактире, отбитые яички распухли и сильно ныли, непокрытую голову поливал дождь, мокрая и грязная ночная рубашка липла к телу. Зато они оба выжили, чего нельзя было сказать о злосчастном Тимоне Кингсбери. «Исполнение приговоров не входит в мои обязанности», — сказал он тогда Шоукомбу. Что ж, из всякого правила можно сделать исключение.

Он лично вернется сюда за своим камзолом, даже если это станет его последним поступком на этой земле.

Мэтью шагал быстрее судьи и периодически останавливался, чтобы его подождать. Недолгое время спустя ночная буря поглотила обоих.

Глава четвертая

Послеполуденное солнце наконец-то пробилось сквозь низкую облачность и осветило пропитанную влагой землю. Заметно потеплело по сравнению с предыдущей ночью. Теперь погода уже больше походила на обычный май, хотя тучи — темно-серые, набухшие, готовые пролиться новыми дождями — понемногу сдвигали ряды и наползали со всех сторон света с очевидным намерением затмить солнце вновь.

— Продолжайте, — произнес дородный мужчина в парике впечатляющих размеров, озирая пейзаж из окна на втором этаже своего дома. — Я слушаю.

Еще один мужчина в этом помещении — рабочем кабинете с полками книг в кожаных переплетах и красно-золотым персидским ковром на полу — сидел на скамейке перед письменным столом из африканского красного дерева и держал на коленях раскрытый гроссбух. Он был здесь визитером — кресло напротив него, за столом, принадлежало обладателю парика и только что освободилось от двухсот двадцати фунтов его веса. Визитер прочистил горло и переместил указательный палец на следующую строку в гроссбухе.

— Хлопок опять не дал всходов, — сообщил он. — Как и посевы табака.

Он помедлил, прежде чем нанести следующий удар:

— С горечью вынужден сообщить, что две трети яблонь поражены гнилью.

— Две трети?! — повторил человек у окна, не поворачиваясь и продолжая смотреть наружу.

Его парик волнами белых кудряшек обтекал плечи темно-синего сюртука с медными пуговицами. Наряд дополняли белые кружевные манжеты, белые чулки на толстых икрах и отполированные до блеска башмаки с серебряными пряжками.