Зов кукушки

Страйк поспешно схватил часы, бумажник, сигареты и мобильный. Он уже почти закрыл за собой стеклянную дверь, на ходу сунув бумажник в задний карман, когда его окликнула Робин:

— А… Корморан…

Она впервые обратилась к нему по имени, отчего, как решил Страйк, сама же застеснялась, но тут он заметил, что ее указательный палец недвусмысленно нацелен в район его живота. Посмотрев вниз, он понял, что рубашка застегнута не на ту пуговицу и над ремнем виднеется треугольник брюха, напоминающий своей волосатостью черный кокос.

— Ой… да… спасибо…

Из вежливости Робин отвернулась к монитору.

— Ну, пока.

— До свидания, — с улыбкой глядя ему в спину, сказала Робин, но не прошло и минуты, как босс вернулся, слегка запыхавшись.

— Робин, надо кое-что уточнить.

Она уже приготовила ручку и выжидала.

— Седьмого января в Оксфорде проходила конференция по вопросам международного семейного права. В ней участвовал Тони, дядя Лулы Лэндри. Проверьте все, что только можно. В первую очередь — подробности его пребывания.

— Хорошо, — сказала Робин, записывая поручение.

— Спасибо. Вы — гений.

Неровным шагом Страйк начал спускаться по железной лестнице. Хотя Робин и мурлыкала какой-то мотивчик, наливая себе чай, ее воодушевление пошло на убыль. Она-то надеялась, что Страйк позовет ее с собой на встречу с Рошелью Онифад, за чьей тенью Робин охотилась две недели.

Утренний час пик миновал, и толпы пассажиров поредели. Страйк только порадовался, увидев свободное место: натертую культю до сих пор саднило. В киоске у входа в метро он купил мятные пастилки и теперь засунул в рот сразу четыре штуки, дабы скрыть тот факт, что утром не успел почистить зубы. Зубную щетку и пасту он прятал в рюкзак, хотя куда удобнее было бы держать их над облезлой раковиной. Вторично увидев свое неприглядное отражение, на этот раз в темном окне вагона, Страйк задал себе вопрос: стоит ли делать вид, будто у него есть дом, если Робин прекрасно знает, что он ночует в кабинете?

Благодаря своей цепкой памяти и умению ориентироваться на местности Страйк хорошо представлял, где находится психоневрологическое отделение больницы Святого Фомы, и в начале одиннадцатого без приключений оказался на месте. Минут за пять он убедился, что другого входа со стороны Грантли-роуд нет, а потом занял наблюдательную позицию на каменном парапете автостоянки, как можно ближе к автоматическим двойным дверям.

Зная лишь то, что нужная ему девушка, очевидно, бездомная и безусловно черная, он обдумал свою стратегию еще в метро и заключил, что ему доступен лишь один способ ее опознать. Поэтому в двадцать минут одиннадцатого, завидев тощую, высокую, чернокожую девицу, быстро шагавшую к дверям (правда, слишком ухоженную и слишком аккуратно одетую), Страйк выкрикнул:

— Рошель!

Она скосила глаза в его сторону, чтобы посмотреть, кто это кричит, но даже не замедлила шага, не выразила никакого личного интереса и скрылась в здании. Следом вошла парочка, оба белые; потом группка людей разного возраста и цвета кожи: как понял Страйк, это были врачи, но на всякий случай он еще раз прокричал:

— Рошель!

Два-три человека обернулись, но тут же продолжили свои разговоры. Успокаивая себя тем, что персонал такого учреждения давно привык видеть у входа весьма эксцентричную публику, Страйк закурил и приготовился ждать.

Часы уже показывали больше половины одиннадцатого, но никакой чернокожей девушки не было и в помине. Либо она раздумала идти на прием, либо вошла через какую-то другую дверь. Легкий как перышко ветер щекотал затылок, а Страйк все сидел, курил и ждал. Необъятное здание больницы, железобетонное, с прямоугольными окнами, наверняка имело не по одному входу с каждой стороны.

Страйк вытянул протезированную ногу, которая не давала ему покоя, и подумал, что надо будет все же показаться врачу-консультанту. От одного лишь нахождения вблизи больницы ему становилось кисло. В животе забурчало. По пути от метро он прошел мимо «Макдональдса». Если до двенадцати девушка не появится, можно будет там перекусить.

Еще дважды он прокричал: «Рошель!» — когда одна чернокожая девушка входила в здание, а другая выходила, и оба раза они просто оглянулись на крик. Первая уничтожила Страйка взглядом.

Наконец, уже в начале двенадцатого, из дверей больницы показалась приземистая, коренастая девушка, которая двигалась неуклюжей походкой, раскачиваясь из стороны в сторону. Страйк был уверен, что не мог просмотреть ее на входе, — не только по причине этой походки, но и по причине внешнего вида: на девушке была броская, вызывающе-розовая шубка из искусственного меха, которая очень невыгодно подчеркивала ее фигуру.

— Рошель!

Та остановилась как вкопанная и стала хмуро озираться в поисках человека, звавшего ее по имени. Страйк похромал к ней, и она, как и следовало ожидать, пригвоздила его недоверчивым взглядом.

— Рошель? Рошель Онифад? Привет. Меня зовут Корморан Страйк. Мы можем поговорить?