Но дело оказалось куда серьезнее и глубже. После того как я отозвался на телеграмму, ко мне пришло письмо от Экли. Оно было написано дрожащим почерком, и я с изумлением узнал, что он не только не отправлял телеграмму, но и не получал моего письма, непосредственным ответом на которое она, по логике, и являлась. Он тут же навел справки в Беллоус-Фоллс и обнаружил, что телеграмму послал странный человек с выгоревшими добела волосами и низким, гудящим голосом. Однако, кроме этого, Экли ничего выяснить не удалось. Служащий показал ему рукописный вариант телеграммы, но почерк был Экли совершенно незнаком. Он обратил внимание на неправильное написание своей фамилии, без последнего «и». Дальнейшие расследования казались неизбежными, однако новый кризис вынудил его их прекратить.
Экли написал мне о смерти нескольких своих собак и о покупке очередной партии. Упомянул и про обстрелы, повторявшиеся каждую безлунную ночь. В эти дни он регулярно обнаруживал следы Брауна и еще двоих человек рядом с отпечатками когтей на дороге и задворках фермы. Он говорил, что будет, видно, вынужден переехать к сыну в Калифорнию, даже не продав фермы, однако нужно еще немного повременить, может быть, он отпугнет пришельцев, особенно если перестанет разгадывать их тайны.
Я вновь предложил свою помощь. Написал, что угроза очевидна и мы должны убедить в этом местные власти. На него все-таки подействовало мое упорство, он смягчился и уже не был столь решителен, отвергая мой план, но просил предоставить ему срок, чтобы привести в порядок дом, собрать вещи и свыкнуться с мыслью о расставании с родными краями. Так как соседи относились к его исследованиям неодобрительно и не оказывали ему никакой поддержки, то лучше ему будет уехать незаметно, чтобы не пошли пересуды и не возникли сомнения в его психическом здоровье. С него довольно, признавался мне Экли, но он хотел бы достойно сойти со сцены.
Письмо я получил двадцать восьмого августа и тотчас написал ответ, в котором постарался его приободрить. Я достиг цели. Он немного успокоился, перестал жаловаться на усталость и описывать перестрелки. Впрочем, я не обнаруживал в его письмах и особого оптимизма. Он полагал, что временная передышка вызвана только наступившим полнолунием, и мечтал о безоблачных сентябрьских ночах, да еще писал о том, что переедет в гостиницу в Брэттлборо, как только скроется луна. Я вновь его подбадривал, но пятого сентября опять получил тревожное письмо, которое он, видимо, написал, не дождавшись моего утешения. По-моему, это письмо очень важно и его надо привести полностью, насколько я его запомнил.