Зов Ктулху

– Дэн, Дэн, ты разве не помнишь его: дикие глаза, растрепанная борода – она так и не поседела полностью? Однажды он метнул на меня взгляд, который я никогда не забуду. Теперь вот она смотрит на меня тем же взглядом! И я знаю почему! Он нашел ее в «Necronomicon» – эту формулу! Я не смею пока назвать тебе точную страницу, но, когда смогу, ты сам прочитаешь и поймешь. И тогда ты узнаешь, что меня поработило. Дальше, дальше, тело за телом, тело за телом – он не хочет умирать! Жизненный огонь – он умеет разорвать связующее звено… – огонь этот может теплиться даже в мертвом теле. Я подскажу тебе намеком, и, может быть, ты догадаешься. Послушай, Дэн, – знаешь, отчего моя жена прилагает столько усилий, чтобы так по-дурацки писать задом наперед? Ты когда-нибудь видел рукописи старика Эфраима? Хочешь знать, почему меня пробрала дрожь, когда я увидел однажды сделанные Асенат второпях записи?

Асенат… да существует ли эта женщина? С чего подозревают, что у старика Эфраима в желудке был яд? Почему это Гилманы шепчутся о том, как он орал – точно перепуганный до смерти ребенок, – когда он сошел с ума, а Асенат заперла его в глухом чердаке, где – и тот другой – тоже находился? Не душа ли это старика Эфраима была там заперта? И кто же кого запер? И почему он много месяцев искал кого-нибудь с ясным умом и слабой волей? Почему он проклинал все на свете из-за того, что у него родился не сын, а дочь? Скажи мне, Дэниел Аптон, – что за сатанинский обмен совершился в доме ужаса, где этот богопротивный монстр по своей прихоти распоряжался доверчивым, слабовольным и получеловеческим дитем? И не сотворил ли он то же, что она хочет в итоге сотворить со мной? Скажи мне, почему эта тварь, что называет себя Асенат, оставшись одна, пишет совсем по-другому, так что ее почерк и не отличишь от…

И вот тогда произошло нечто ужасное. Голос Дерби в продолжение его горячечной тирады перешел на визг, как вдруг он осекся и с почти что механическим щелчком умолк. Я вспомнил наши прежние беседы у меня дома, когда его излияния внезапно резко обрывались и когда я почти воочию видел вторжение неуловимой телепатической силы Асенат, лишавшей его дара речи. Но на сей раз все было иначе – и я ощутил нечто несравненно более жуткое. Его лицо на мгновение неузнаваемо исказила гримаса, а тело сильно содрогнулось – точно все кости, внутренние органы, мышцы, нервы и железы приспосабливались к совершенно другому вместилищу, к новой психической конституции и личности.

Однако я в жизни не сумею сказать, в чем заключался кошмар, и все же меня захлестнула неодолимая волна отвращения и тошноты, и сковавшее меня ощущение неестественности и ужаса происходящего было настолько сильным, что я едва не выпустил руль из рук. Тот, кто сидел рядом со мной, не имел сейчас ничего общего с моим другом детства, а был похож скорее на некоего чудовищного гостя из потустороннего мира, на дьявольское средоточие неведомых космических сил зла.

Но я потерял самообладание всего лишь на одно мгновение, но и его хватило на то, чтобы мой спутник схватился за руль и заставил меня поменяться с ним местами. Сгустились сумерки, и огни Портленда остались далеко позади, так что я уже почти не различал его лица, но тем не менее увидел, как его глаза заполыхали нездешним огнем, и понял, что он пришел в то странно возбужденное состояние – столь несвойственное его истинному темпераменту, – в каком его уже не раз замечали сторонние наблюдатели. Это было необъяснимо: что робкий Эдвард Дерби, который никогда не умел настоять на своем и так и не выучился толком водить автомобиль, приказал мне уступить водительское кресло и взялся вести мою машину… Но именно так и произошло. Некоторое время он хранил молчание, и я, охваченный необъяснимым ужасом, был этому даже рад.

При свете уличных фонарей Биддфорда и Сейко я различил его плотно сжатый рот и поежился от блеска его глаз. Люди были правы – в таком расположении духа он дьявольски походил на свою жену и на старика Эфраима. И меня уже не удивляло, почему он отталкивал людей, находясь в таком состоянии, – сейчас в нем и впрямь было что-то сверхъестественное, и я остро осознавал весь зловещий смысл происходящего, ибо только что выслушал его сбивчивую исповедь. Сидящий рядом со мной человек, а ведь я с детства очень хорошо знал Эдварда Пикмана Дерби, был незнакомцем – пришельцем из неведомой черной бездны.