Зов Ктулху

После войны он вновь вернулся к литературе и написал несколько романов, которые совсем было забросил, перестав видеть сны. Но вдохновение покинуло его, он больше не испытывал ни творческого подъема, ни полноты ощущений. В его сознание проникло земное начало, и он с трудом отрывался от реальности. Мир его мечты отдалялся с каждым годом, скрываясь за туманным горизонтом. Ирония разрушала выстроенные им сумеречные минареты, он боялся неправдоподобия и с корнем удалял нежные и яркие цветы из волшебных садов. Картер по привычке жалел своих героев, и от этого его злодеи получались какими-то слащавыми. Они никого не могли испугать или оттолкнуть. Он уверовал в реальность и заботился о точности мотивировок и жизненной убедительности событий, отчего в его романах господствовали плоские аллегории или дешевая социальная сатира. Однако его новые книги пользовались куда большим успехом, чем прежние.

Он понял, что это тревожный симптом: его пустые произведения притягивали пустых читателей, так как он потакал их вкусам. И тогда он сжег рукописи и поставил на литературе крест. Он писал изысканные романы, в которых смеялся над своими снами, очерченными двумя-тремя легкими штрихами, однако видел, что в его софизмах нет жизни.

Потом он принялся культивировать свои иллюзии и увлекся всем причудливым и эксцентричным. Таким образом Картер надеялся избавиться от ненавистной ему банальности. Однако под внешне странной оболочкой часто скрывались те же убожество и пустота. Популярные оккультные доктрины показались ему сухими и догматичными, он не обнаружил в них ни грана истины, способной искупить непререкаемый тон. Бросающиеся в глаза глупость, фальшь и путаница не имели ничего общего с его снами и только мешали его сознанию уйти от жизни в иные, высшие сферы. Картер стал собирать библиотеку и накупил множество странных, мистических книг. Он завязал переписку с не менее странными людьми – отшельниками, визионерами и феноменальными эрудитами. Ему сделались доступны тайные бездны человеческой души, древние легенды и события седой старины. Пристрастие к мистике отразилось и на его быте. Он окружил себя редкими вещами, обставил свой бостонский дом в соответствии с изменившимися вкусами и окрасил комнаты в разные цвета, позаботившись о нужном освещении, тепле и даже запахах.

Как-то он услышал о человеке с юга Америки, которому привезли из Индии и арабских стран старинные фолианты и глиняные таблицы. Прочитав их и узнав о богохульстве минувших тысячелетий, тот смертельно перепугался и никак не мог оправиться от потрясения. Соседи его чурались, и он был очень одинок. Картер поехал к нему, и они семь лет прожили вместе, с головой погрузившись в свои исследования. Но однажды ночью безотчетный страх привел их на старое, заброшенное кладбище, и не успел Картер оглянуться, как его спутник бесследно исчез. Через некоторое время он вернулся на родину предков – в Аркхем, овеянный преданиями и заколдованный нечистой силой. Картер продолжил свои труды, занялся разборкой семейного архива, а по вечерам любовался серебристыми ивами, двускатными крышами и силуэтами колоколен. Ему попался на глаза дневник одного из его предков. Некоторые страницы были так страшны, что он никому не решился о них рассказать. Пережитое подтолкнуло его к мрачному краю реальности, но путь в страну юношеских снов, как и прежде, скрывала темная завеса. В пятьдесят лет он почувствовал смертельную усталость и не ждал ни покоя, ни утешения от мира, слишком делового для красоты и слишком практичного для мечтаний.

Ему казалось, что жизнь кончена, и он не находил себе места в постылой реальности. Картер забросил занятия и целыми днями всматривался куда-то в даль, пытаясь припомнить хотя бы обрывки своих снов. Знакомый из Латинской Америки прислал ему необычный раствор, позволявший покинуть этот бренный мир без боли и страданий. Но сила привычки удержала его от самоубийства. Преодолев искус небытия, он словно перенесся в свое далекое детство. Современная обстановка разрушала эту иллюзию, и он заменил новую мебель на викторианскую, а простые оконные стекла на цветные витражи.

Он был доволен, что вернулся к своим истокам. Окружающее больше не мучило и не волновало его, повседневность отступила на задний план и сделалась призрачной. Он полностью замкнулся в себе и не воспринимал сигналы извне. В его сны понемногу начало проникать ожидание чуда, в них вспыхивали яркие искры, и он все чаще видел себя играющим в дедовской усадьбе. Видения становились более продолжительными и превращались в отчетливые картины прошлого. Двадцать лет подряд ему, как и большинству людей, снились бледные отражения каждодневных событий, и вот пробудившаяся память привела его к родному дому. Просыпаясь, он звал к себе мать и деда, которые уже четверть века покоились в могилах.