Зов крови

Вдвоем они пошли в часовню – молиться. Князь не мешал, просто стоял снаружи, у входа, чувствуя, как тают на лице падающие снежинки. К полудню сменился ветер, и снег вдруг повалил хлопьями, так что о дальнейшем пути, похоже, не шло и речи. Но и здесь, в чумном поселке, оставаться было нельзя – разбили лагерь неподалеку, у березовой рощицы, на опушке.

– Милый, – выглянула на улицу Хильда. – Отче зовет тебя.

– Хорошо, – молодой человек поспешно вошел внутрь.

Супруга улыбнулась ему грустно и мягко:

– А я выйду. Слишком уж здесь тесно.

Вышла, закашлялась. Ой, не нравился Радомиру ее кашель!

– Вот! – повернувшись, священник протянул князю меч в синих, украшенных серебряными оленями, ножнах. – Это клинок Хукбольда. Возьми. Больше некому им владеть, а ты достоин.

– Доброе оружие! – вытащив меч из ножен, молодой человек невольно залюбовался полированным, с загадочно-тусклым мерцанием, лезвием, закаленным, тройной проковки, с глубоким – для облегчения и крепости – долом. – Славный Хукбольд привез его с собой из похода?

Отец Ингравд покачал головой:

– Нет. Его выковал наш старый кузнец, Гилдуин, по прозвищу Воловьи Руки. Большая сила была в руках кузнеца и большое уменье. Увы… смерть и его не пощадила. Никого! Один я… Теперь вот и буду за всех молиться, пока Господь не заберет к себе, я надеюсь.

– Славный меч… – поцеловав лезвие, прошептал Радомир.

– Хукбольд был бы рад, что его оружие обрело такого хозяина! Владей им, конунг! И не направляй на зло.

– Клянусь Христородицей и Иисусом, – убрав меч в ножны, князь вскинул глаза.

Сей неожиданный подарок пришелся сейчас как нельзя кстати. Старый-то Радомиров меч, Гром Победы, подарок братишки Истра, утонул вместе с бежевым антикварным авто. Сгинул, пропал, достался болотным духам. А тот меч, что висел сейчас на его перевязи, был обычной римской спатой. Трофейной, разумеется.

Хильда так и стояла у кладбища, ждала. Вот закашлялась, сплюнула…

Князь махнул рукой:

– Спускайся на реку, к нашим, а я гуннов дождусь – всю ли округу осмотрели?

Дожидаться долго не пришлось, впрочем, Радомир никого и не дожидался. Просто внимательно смотрел то место, где только что стояла Хильда. И заметил на снегу алые пятна – кровь!

– Ты думаешь то же, что и я, князь?

Молодой человек вздрогнул, никак не мог привыкнуть к местной дурной привычке подкрадываться вот так, незаметно. У гуннов, кстати, это в крови было.

– Да, это черная смерть, – спешившись, тихо сказала Саргана. – Но не переживай, я помогу твоей супруге.

– Поможешь? – Рад горестно скривился. – Если ей вообще здесь можно помочь.

 Воительница вскинула брови:

– Конечно, можно. Не забывай – моя бабка была колдуньей. Оставила мне кое-что. Снадобье, плесень. Вечером я сварю, а ты заставь жену выпить.

– Сделаю, как скажешь, Саргана, – прошептал князь. – И буду молить Господа… и всех остальных богов, словенских, гуннских и готских.

А что еще оставалось делать?

Наверное, Радомир был плохим христианином, раз не до конца доверял Иисусу, раз призывал на помощь жене еще и других богов – демонов. Наверное. И Хильда тоже – нерадивая христианка. Да, чтит и Богородицу и Христа, но также признает и древние языческие обычаи, иногда и не скажешь, чего в готской красавице больше – языческого или христианского. С одной стороны, с отцом Ингравдом поговорила, помолилась святой заступнице деве вполне искренне, с другой – ухайдакала в станице бандюков ножичком, хоть бы хны! Настоящие, ревностные, христиане так не поступили бы, а вот язычники – запросто. Уж для них-то человеческая жизнь – ничто! «Не убий!» – это ведь Иисуса Христа заповедь. И те двое «бычков» – да, сволочи, да, гнусные похотливцы, но ведь, как ни крути, все-таки люди. А Хильда… Хильда о них даже и не вспоминала – ну, убила, и что?

Вечером встали лагерем под обрывом, разложили костры, посидели на этот раз молча, песен не пели – не пелось что-то. Наскоро поужинали да разбрелись по шатрам – спать.

Лишь Хильда у костра осталась… на колени перед огнем встала, шептала что-то. Вернувшийся с проверки караулов князь даже и не подходил близко, встал тихонько в стороночке, благо не холодно было: тихо, безветренно, с неба снежок падал пушистый. Как раньше, в той еще жизни, под Новый год. Увы, той, другой, жизни уж нет и вряд ли когда будет. Да и черт с ней, коль уж выпала такая судьба! Хильда, была бы жива Хильда, выздоровела бы! Господи… да разве ж можно от чумы излечиться?