В лагере нам все же обеспечили связь с командованием. Ничего хорошего я снова не узнал. Только то, что к нам трудно пробиться. Ну конечно, большая часть сил помогает Украине сдерживать напасти Зоны… через полмира отсюда. А тут либо натовцы, от которых тоже помощи не жди, либо нигерийцы, с которыми еще договориться надо.
В лагере вдруг началась суматоха. Солдаты стали кричать, хватать оружие и бежать в окраине, с общей суматохе я нашел того командира, который встретил нас первым.
— Revolutionary’s! — на корявом английском прокричал тот.
— Ёб ты! — выругался рядовой Орленко.
Я взял в руки висевший на шее автомат.
— Мужики, будем воевать, — сказал я. — Давайте, не посрамим наших.
Я сам-то не очень-то и горел желанием воевать, но надо. Мы заняли позиции в траншеях, забитых солдатами. Кроме траншей были еще мешки с песком, за которыми сидели еще солдаты, километры колючей проволоки, мины, но техники у нас не было совсем. С севера к деревне шли сектанты. Шли прямо, не скрываясь, не крадучись, шли, как в фильмах про Афганистан или Чечню. Только обкуренные и обдолбанные так идут под пули.
Их было много, больше чем наших союзников в деревне. Но нам было проще, мы сидели в окопах, в укрытиях, а обкуренные сектанты шли в полный рост. Я и троица парней, которые в моей роте были «духами», держались вместе. А как же иначе, в чужой стране, где любой может оказаться террористом-революционером? Хотя у них вряд ли были бы причины ненавидеть меня, я к своим «духам» относился нормально, никого особо сильно не гонял, но и спуску не давал, чтоб не борзели.
Безумная стрельба шла повсюду, но мы пока не стреляли. Патронов было мало, все же отстреливаться по пути сюда приходилось. Пока нигерийцы сами справлялись неплохо, я лишь иногда украдкой выглядывал, как обстоят дела. На подходе были машины, бронированные джипы с крупнокалиберными пулеметами. Штук пять американских «Хаммеров» и два русских «Тигра», а так же еще несколько машин, в прошлом гражданских. Один «Хаммер» подорвался на противотанковой мине, утащив за собой нескольких террористов.
Я тоже начал отстреливаться. Один солдат рядом вдруг рухнул на землю, кровь и мозги разлетелись во все стороны, забрызгав всех вокруг. Краем глаза я заметил, как дрожат руки у одного из «духов», тот бросил оружие и тихо плакал, закрывшись руками.
— Тихонов! — рявкнул я, толкнув его. — Бери оружие и стреляй, боец!
Орленко высунулся из укрытия, чтобы начать стрельбу и тут же повалился на землю с пробитой головой. Я бросил орать на дрожащего Тихоню и выглянул, дав короткую очередь по сектантам. Их было еще много. Я машинально присел, и град пуль выбил фонтанчики земли с противоположной стены окопа. Давно уж не было дождя, и пыль была повсюду, лезла в глаза. Я нацепил маску-респиратор, заставив последнего способного мыслить рядового сделать то же самое.
В дальнем конце окопа взорвалась граната, осколками прикончив ближайших солдат. Сектанты закидывали в траншеи гранаты, одна такая угодила к нам. Мы с Белецким рухнули на землю, прикрывая головы руками. Нам обоим повезло, отделались лишь легким испугом и оглушением, а вот нескольким нигерийцам не повезло.
Союзников в окопе осталось совсем мало, а сектанты уже подходили к траншеям. Машины революционеров были подорваны, большинство сектантов были убиты, но оставшиеся в живых уверенно шли вперед.
Я высунулся и полоснул короткой очередью по ближайшему сектанту и спрятался обратно прежде, чем град пуль чуть не вышиб мне мозги. Я шмальнул по террористам гранатой из подствольника и снова начал стрелять из «калаша». Рядом упала, звякнув обо что-то, светошумовая граната. Я смачно выругался, закрыв глаза и прикрывая уши, не успев удивиться, откуда у террористов американские гранаты.
Яркая вспышка, которую я увидел сквозь веки, возвестила о том, что граната рванула. Слава богу, что это была не осколочная граната. Открыв глаза, я увидел лишь босую ногу, которая тут же ударила меня в нос. Нос не разбила, спас респиратор, но было чувствительно. Я выхватил из кобуры «макаров» и пристрелил сектанта, который почему-то не стал сразу стрелять в меня. Выстрела я не услышал, все-таки немного оглох после гранаты.
Я скинул рюкзак, который стал теперь только мешать. В окопы залезали сектанты, началась рукопашная. Я несколько раз выстрелил в спрыгнувшего в траншею революционера. Выглядели революционеры прямо-таки по-бандитски, но у всех была одна общая деталь — больше красного цвета. Этот был одет в красную рубаху без рукавов и обвешан патронташами.