Зов издалека

— Пока не знаю… Но какие-то ответы здесь точно есть. Что-то… В общем, надо подумать.

— Подумать никогда не мешает.

— Кстати, местная организация байкеров почему-то заинтересовалась моим приездом.

— Они тебя пасут?

— Возможно… или просто намекают: мы про тебя знаем, берегись. Уж очень неуклюже. Или неумело.

— Мы работаем над версией с байкерами.

— Что еще нового?

— Хальдерс и Анета закончили с машинами на «Н». Сижу с протоколами. Небольшие, понятно, но сто двадцать четыре штуки! Сто двадцать четыре! Можешь вообразить, какую они работу проделали?

— Никаких хай-лайтов? [34]

— У Хальдерса было что-то… Нет, это, кажется, в деле о перестрелке… В общем, пока не знаю. Еще не все успел прочитать. И не уверен, что успею, — народ так и валит со своими сигналами. Сам прочитаешь. Это вообще-то твоя работа. Хватит жрать датские сандвичи.

— Ни одного пока не съел.

— Так вот почему ты решил задержаться!

— Пока, дядюшка, — улыбнулся Винтер и повесил трубку.

Молодая миниатюрная девушка в полицейской форме проводила его к выходу. Откуда-то доносились невнятные крики.

— Там приемник для алкашей, — ответила она на его молчаливый вопрос.

— Не пустует, — сказал Винтер.

Она посмотрела на него снизу вверх.

— Всегда битком. А что делать? Люди звонят, жалуются, вот мы и вынуждены подбирать буянов по трактирам.

— Народ любит пить в компании. В поисках единомышленников.

— Здесь у нас одни единомышленники.

Он вышел на улицу. Было уже совсем темно, почти ночь. Он направился в отель. Его обгоняли машины и велосипедисты. В табачном киоске висел таблоид:

ВООРУЖЕННЫЙ НОЖОМ МАНЬЯК УСТРОИЛ КРОВАВУЮ БАНЮ В БОРДЕЛЕ.

Он подошел к отелю. Постоял мгновение у крыльца. Идти в номер не хотелось. Он свернул на Бульвар. В окне кафе «Бульвар» сегодня никого не было. По выщербленной каменной лестнице Винтер спустился в пивной зал, открыл дверь и чуть не отшатнулся: в лицо ударила густая волна табачного дыма, смешанного с запахом пива. Пивной зал состоял из двух больших комнат. Он нашел место у захватанного жирными пальцами окна. Отсюда виден фасад его отеля. В другой комнате помещался бар. Несколько парней у стойки пели бесконечную песню про веру, надежду, любовь и благотворное влияние выпивки на все вышеперечисленное. Официантка в белой блузке и черной юбке сидела за столиком и спокойно ужинала. Увидев Винтера она привстала, взяла с колен салфетку и вытерла рот. Певцы у стойки, как по команде, тоже посмотрели на него, но тут же отвернулись. Официантка подошла к столу, и он заказал «Хоф». Она достала бутылку из холодильника позади стойки, по пути откупорила ее и принесла Винтеру, накрыв высоким пивным бокалом. Он заплатил — по сравнению со Швецией было очень дешево. Подождал, пока она опять займется едой, хотел налить пиво в бокал, но обнаружил неприятное сходство с залапанным окном и стал пить из горлышка, как настоящий датчанин. Он и не думал, что ему так хочется пить.

Окно, в котором маячил вчерашний наблюдатель, находилось в нескольких метрах от него, ближе к стойке. Сейчас там никого не было. Лишь официантка, не обращая никакого внимания на песенный ансамбль, спокойно доедала свой ужин. Странное зрелище, подумал Винтер. Напоминает театр абсурда. Или сон.

В противоположном конце пивной сидел тип в коричневом плаще, перед ним стояли бокал пива и бутылка аквавита. Он сидел неподвижно, как статуя, уставясь на свое богатство, лишь время от времени наливал рюмку водки и выпивал. Уши его постепенно наливались рубиновым свечением. Профессионал. Официантка доела свой ужин и, не спрашивая, принесла ему очередную бутылку пива. Насколько Винтер мог видеть, тот ее ни о чем не просил.

Он допил «Хоф» и вышел на улицу. Никто даже не поглядел ему вслед.

Микаэла Польсен позвонила в начале девятого. Он спустился по лестнице, бросив взгляд на мрачную коридорную живопись.

Микаэла была в прямой блузе и прямых темных брюках, волосы забраны в конский хвост. На этот раз она показалась ему еще моложе. В ресторане ужинала компания шведов — до Винтера донеслись звуки родной речи.

— В городе и правда полно шведов. Многие, похоже, здесь и живут.

— Хотела бы я знать, что их привлекает, — сказала Микаэла и окинула взглядом интерьер девятнадцатого века. — А теперь пора окунуться в действительность.

Они пошли по Бульвару, который вскоре сменил название и стал называться Эстергаде. Везде было много гуляющих. Слышались звуки шведской и немецкой речи. Уличный трубадур страстно пел что-то о вечной юности.

Ветер не унимался, у Винтера даже заболели уши.

Они дошли до перекрестка с Биспенсгаде.

— Знаешь, в этом месте мне всегда не по себе.

— Могу понять.

— На этой работе вообще часто бывает не по себе.

— Тоже могу понять.

— А теперь смотри перед собой, пока я трещу, — сказала она с той же задумчивой интонацией. — У книжного развала стоит парень, и мы его интересуем явно больше, чем книги.