– Нет ничего проще: стань нашим сотрудником, пиши свою книгу и работай с записями, смотри на здоровье. Институт нуждается в пополнении. Нам нужны энергичные молодые люди с Земли.
Похоже, Мохан собирался отказаться, но вдруг челюсть его отвисла, а щеки вспыхнули румянцем. По тропинке между кустами роз шла Елизавета, и налетевший из ущелья ветерок развевал ее темные волосы. Шла, как танцевала; то же изящество движений, что у Пилар, то же чудное лицо, те же глаза, загадочные, словно бездонные озера.
Мохан судорожно вздохнул. Готов, подумалось Сергееву.
– Ну, что скажешь, друг мой?
– Остаться здесь? Почему бы и нет? Здравая мысль, хотя слегка неожиданная… – Он наклонился к Сергееву и прошептал: – Эта девушка – Елизавета? Ваша внучка? Амрита говорила мне, что…
– Не важно, что говорила Амрита. – Сергеев подтолкнул его вперед. – Не стой с раскрытым ртом, парень, сейчас я вас познакомлю. Скажи ей что‑нибудь умное, только не о Большой Вселенной, не об аналогах и других реальностях. Скажи, что тебе чего‑то не хватало для полного счастья, а теперь есть все.
Мохан шагнул навстречу девушке, что‑то произнес, и его шаг и слова повторились в мириадах вселенных.
Часть II
СТРАНСТВИЕ УН-АМУНА
Запись № 000001. Код «Египет. Ун-Амун»
Дата просмотра записи: 29 мая 2302 г.
Эксперт: Мохан Дхамендра Санджай Мадхури
В МОРЕ У БЕРЕГОВ СТРАНЫ СИН
Море ослепительно-синее, безбрежное и – хвала богам! – пустое, как циновка для трапез в хижине нищего немху. Ни торговых судов из страны Джахи, с Иси или Кефтиу, ни кораблей филистимских разбойников… Ровным счетом ничего, лишь синева да волны в кружеве пены, а над морским простором – небо цвета бирюзы. Оттуда, с небес, смотрит на меня Амон-Ра, владыка престола Обеих Земель, и взгляд его, озирающий море от края до края, полон тепла и благостного сияния. Если бы волны не качали корабль, то, закрыв глаза, я мог бы вообразить, что сижу у порога храма в Фивах, чувствую на лице ветерок с Реки, а морские шепоты – это шелест пальм над головой.
Воспоминания, воспоминания… Трудно сыну Та-Кем покинуть родную землю! Трудно, ибо она – жемчужина средь прочих земель и остается такой даже в годину бедствий.
Наше спокойное плавание радовало кормчего Мангабата. Мореходу для счастья нужно немногое: попутный ветер, чистый небосвод и море, свободное от разбойников. Еще, конечно, надежда на прибыль, ибо без этого никто не пускается в странствия. Торговцы большей частью нечестивы и жадны, они из тех людей, что вместе с медом и пчелу проглотят. Но занятие у них опасное, и потому каждый берет в море амулеты и своих богов, жертвует им вино и хлеб и надеется на их защиту.
Однако не в эти дни, когда пребывает на корабле великий и лучезарный Амон. Пусть это только небольшое изваяние, но в нем мощь божества моей земли, чья сила больше, чем у Баала, Дагона, Ашторет и прочих идолов, сколько их есть на всем побережье от Синайских гор до Библа. Мой великий бог ревнив, и я повелел корабелам бросить амулеты и своих идолов в Танисе и не молиться им, чтобы не решил Амон, будто мы не верим в его покровительство и силу. Люди Мангабата вряд ли подчинились бы мне, но владыка Несубанебджед прислал главу корабельщиков Руа, и тот вразумил непокорных. Было им сказано, что выпала мореходам честь идти в Библ под рукою Амона, по его божественной воле, и еще было сказано, что должны они слушать меня и покоряться всему, что я пожелаю. Хоть нагружен корабль финиками, маслом, вином и зерном, не только для торговли плывет он в города ханебу; главное – отвезти Ун-Амуна в Библ, к стопам его правителя.
Мангабат, живший в Танисе с юности, это уразумел, а прочие корабельщики вряд ли. Служат они владыке Несубанабджеду, торгуют от его имени, но сами не роме, а выходцы с севера, кто из Сидона, кто из Тира, кто из Библа или других городов, не столь известных и больших. В Та-Кем они вверяются Амону, а тут, у берегов Джахи, Баалу. Кажется им, что всякий бог властвует в своей земле, и не в силах они понять величие Амона-Ра. А потому смотрят на меня злобно, как стая гиен, – ведь я лишил их защиты Баала. Особенно злится Харух, начальник над гребцами; он даже пытался согнать меня в помоста, но Феспий его поколотил. Удивительно! Этот Харух мощный, крепкий, руки как бычьи ляжки, а мой охранник свалил его одним ударом! Теперь я знаю, что могу положиться на Феспия, грозного, как сама Сохмет. И все это знают, так что я сижу, ем и сплю на кормовом помосте, рядом с Мангабатом и двумя его рулевыми. А Харух, гнилой финик, только скалит зубы да отводит глаза.