Зов ястреба

Кропарь проверял проходивших по пропускам препараторов, чтобы, маскируясь под одного из нас, не проскользнул кто-то, не имевший отношения ни к Коробке, ни к Гнезду. Нас со Стромом не проверяли – потому что он был одним из Десяти, а я была с ним, под его личной ответственностью.

Нас так же не проверяли на оружие – а краем глаза я видела, как стражи просят открывать дамские сумочки и демонстрировать отвороты высоких сапог.

Видимо, Десять считались непогрешимыми – иного объяснения этой беспечности я найти не могла.

– Хальсон, познакомься. Это госпожа Анна… И господин Барт, мой учитель. Они оба из Десяти.

Это мне было хорошо известно и так, но Стром разумно решил не демонстрировать никому из них, как долго готовил меня к этому дню. Я постаралась поизящнее поклониться высокой статной даме с тяжёлыми косами и старику с цепким взглядом. Судя по шрамам на лице и следам вокруг глаз, оба они были ястребами или охотниками, хотя теперь дни выхода к Стужу остались для них позади.

– Очень необычная, – сказала госпожа Анна так, будто меня рядом не было. – Такие большие тёмные глаза – второй ведь был таким же тёмным от природы, верно?.. Что ж, Эрик всегда любил редкости.

– Не слушай её, девочка. – Учитель Строма пришёл мне на выручку; улыбнулся тепло, приветливо, хотя взгляд его оставался прохладным. – Анна любит мучить людей. Однажды мне довелось испытать это на собственной шкуре.

Госпожа Анна стрельнула в него взглядом из-под длинных ресниц и тихо рассмеялась:

– Не забыл? Как это мило. Простите, господа. Меня ждут. Вон там. – Она повернулась ко мне, шелестя многослойными юбками – слой чёрный, слой белый, и издалека казалось, что её платье кто-то художественно осыпал сажей. – Успехов тебе, милочка. Будь осторожнее с нашим Эриком. Он опасный человек – впрочем, если ты действительно такая умница, какой он тебя считает, ты и так это поняла. Правда?

– Думаю, любой снитир в Стуже с вами бы согласился, – осторожно ответила я, и она серебристо рассмеялась. Она вела себя, как молодая женщина, и я почувствовала, как попадаю под её очарование – в движении она превращалась в человека без возраста, и даже седина в волосах казалась продуманной.

– За словом в карман не лезешь – хорошо. Дипломатична – хорошо вдвойне. – Она кивнула Строму, Барту – и была такова.

Мне казалось, что оба вздохнули с облегчением.

– Ты понравилась Анне, – заметил Барт.

– Как вы это поняли?

– Она обратилась к тебе лично. Редкое явление. Анне нравится, когда ей не удаётся смутить человека.

– Я рада. А как мне понравиться вам?

Барт улыбнулся:

– Я оцениваю людей только по делам, девочка.

– Чистая правда, – заметил Стром.

Над головами у нас раздался звон, и я вздрогнула.

– Пора идти, – сказал Стром и добавил чуть тише, – как же я это всеё люблю. – Не нужно было знать его слишком хорошо, чтобы различить скепсис в голосе.

– По крайне мере, ты в хорошей компании, – заметил Барт и достал из-за пазухи маленькую флягу. – Хотите?

– Не ожидал от тебя.

– Думаешь, ты один такой страдалец, мальчик?

Забавно было слышать, как кто-то называет Строма «мальчиком». Впервые я подумала о том, что у него была когда-то семья, родители… Он никогда не упоминал, где они сейчас, общается ли он с ними.

По очереди мы все приложились к фляге, прежде чем идти дальше в нестройных рядах разодетых препараторов. Питьё обожгло горло, но я сдержалась и не поморщилась, чувствуя на себе внимательный взгляд Барта.

Мы прошли под очередными арками, и над нами будто парил на тонких резных сваях балкон, увитый синими и золотыми лентами. Оттуда на ястребов и охотников смотрели владетель с владетельницей – тогда я увидела их впервые.

Владетель, высокий, крепкий, абсолютно лысый человек с густой бородой и жёсткой линией рта, стоял в отдалении от своей владетельницы, которая, казалось, не могла и в самом деле принадлежать ему – как и любому другому мужчине в Кьертании. Красивее женщины я не видела; даже снизу было заметно, как сияет её кожа, как горят яркие синие глаза. Золотые волосы, перевитые нитками синих драгоценных брызг, спадали до самых пят, мантия, убранная белоснежным мехом… На груди соседствовали драгоценные ожерелья и простой знак храма Мира и Души – птица, раскинувшая крылья, замкнутая в круг. Владетельницу, видимо, не смущало, что знак висит на самой обыкновенной верёвочке, соседствующей с серебром и костью. Очевидно, она хотела его подчеркнуть.

Все мы остановились на площадке под балконом, чтобы повторить слова присяги от лица всех препараторов. К этому я была готова – Стром заставил меня вызубрить каждое слово, поэтому, когда владетель подал знак взмахом руки, мой голос зазвучал громко и чётко, сливаясь с общим хором – а иногда и ложась поверх него.