Зов Амазонки

— Что за гадость эти противные пауки!

— Почему гадость? Почему противные? — обрушился восседающий в капитанском кресле Ларсен. И добавил с насмешливой улыбкой:

— Они такие же пассажиры, как и всякие другие, как каждый из вас, господа.

Видимо, довольный этим сопоставлением, Ларсен продолжает с нескрываемым сарказмом:

— Они даже лучше многих людей. У них, по крайней мере, есть характер.

Кто-то из присутствующих рассмеялся:

— Какой же это характер? Разбойничий, что ли?

Но Ларсен не терпит, когда иронизируют другие. Улыбка мгновенно сползла с его лица. Он обвел сидящих за столом тяжелым, почти враждебным взглядом и бросил, как пощечину:

— Это господствующие насекомые, это сверхнасекомые!

— Пауки, — скромно замечаю я, вмешиваясь к беседу, — совсем не насекомые.[49]

Наступает тишина. Ларсен наливается гневом. С каким удовольствием он сейчас уничтожил бы нас всех! Он шипит:

— Чушь! Все-таки они выше! Выше всех вас! Да, да, всех вас!

Час спустя я зашел к капитану Ларсену в каюту. Он был в лирическом настроении и с увлечением читал книгу английского писателя Стивенсона «Д-р Жакайль и м-р Хайд»; у героя книги двойственная натура: хорошего доктора Жакайля и злого мистера Хайда. Капитан рассыпается в любезностях, пытаясь загладить недавнюю неловкость. Мне захотелось поддеть его, и я, указывая на него пальцем, говорю:

— Вот ангел Жакайль и дьявол Хайд.

— Нет, — Ларсен отрицательно помотал головой и задумчиво, с оттенком гордости, проговорил: — Только мистер Хайд.

Это было сказано без тени шутки, вполне серьезно.

Вот уже несколько дней, как я слежу за пауком из семейства Gasteracantha, то есть рогатых пауков. Это великолепное создание цвета лазури отличается оригинальной формой и окраской. На голубом фоне ярко выделяются красные крапинки. Он резко бросается в глаза своей гротескной внешностью. Из его туловища растут желтые дугообразные шипы, напоминающие какой-то странный хвост. Этот хвост в несколько раз длиннее самого паука. В отличие от ликозид, увертливых и беспокойных, красавец паук двигается медленно, важно, как будто сознавая, что он не чета своим сереньким собратьям, что среди них он настоящий павлин.

Франт тотчас после захода солнца принимается за дело и раньше других успевает выткать круглую паутину. Затем скрывается в засаду и подстерегает добычу. Нити его сетей очень крепки, их не могут прорвать даже крупные бабочки и саранча. Паук этот отличается исключительной выдержкой: он показывается из укрытия только тогда, когда в паутине уже барахтаются несколько насекомых. Тогда он медленно приближается к каждому из своих узников и поочередно небрежным флегматичным движением прикладывается к нему, как бы целуя свою жертву. Поцелуй этот страшен. Он длится недолго, и за эти короткие мгновенья паук успевает высосать из несчастного насекомого все жизненные соки. Затем он выбрасывает мертвое насекомое из паутины, тщательно проверяет свои сети и важно шествует на прежнее место. Здесь он снова терпеливо дожидается, пока новые жертвы не угодят в ловушку. Но наступил лень возмездия: мне удалось прикончить этого разбойника. Красавец паук попал в мою коллекцию.

Когда мы миновали местность Пукальпа, капитан Ларсен сообщил мне, что вскоре я увижу некоего чакре — поселенца, большого чудака, авантюриста, свихнувшегося человека. Это эстонец, прибывший из Европы много лет тому назад и осевший на Укаяли. Потеряв состояние, он уже не может оправиться и выбраться из долгов и вынужден влачить нищенское существование. Из слов Ларсена я понял, что он питает какую-то неприязнь к отшельнику.

На следующий день я увидел эстонца. Вечером на стоянке к нам на палубу поднялся истощенный, жалкий человек с изможденным лицом и ввалившимися глазами. Он хочет купить хинина для уколов против малярии. Видимо, болезнь изнурила его до последней степени и хинин единственное спасение.

— Сколько стоит хинин? — спросил несчастный.

— Четыре соля, — ответил Ларсен.

— У меня только три соля, — грустно проговорил больной.

— Значит, ты не получишь хинина. Либо, — и Ларсен с издевкой смотрит в запавшие глаза пришельца, — попроси, чтобы в третьем классе чоло и индейцы устроили для тебя складчину…

Этого издевательства эстонец не выдерживает, он впадает в неистовство. Он извергает по адресу Ларсена самые страшные ругательства, которые тот выслушивает с поразительным спокойствием. Затем Ларсен велит своим матросам вышвырнуть несчастного.

— Я заплачу за него, — говорю я Ларсену, желая прервать эту тяжелую сцену.

Капитан посмотрел на меня острым уничтожающим взглядом и прошипел:

— Смотрите лучше за своим носом, а в чужие дела не суйтесь!

Обезумевший эстонец стоит уже на берегу, продолжая осыпать руганью я проклятиями капитана и весь пароход. Пока мы медленно отчаливаем, вопли и ругань несчастного доносятся с берега.

Густые лесные заросли скрывают от наших глаз эстонца, и создается страшное впечатление, будто сам лес шлет проклятья капитану, пароходу и всем на свете лекарствам.