– В общем, нам было очень тяжело после смерти Билли, поэтому я сразу же подумала о щенке – для детей. Понимаете, они сходят с ума от одной мысли, что Билли больше нет.
Мари кивает. Нет необходимости вмешиваться в монолог гостьи. Людовика де Губернатис сама ведет разговор:
– Ему было четыре года, он рос вместе с детьми, понимаешь. Можно на «ты»? Когда мы болтали по телефону, я думала, ты старше, у тебя такой взрослый голос… В общем, я говорила о том, что это стало тяжелым испытанием для нас. Кто-то подкинул отравленную котлету, я думала, что такие вещи остались в прошлом, но мне сказали, что ими до сих пор травят мышей или ночных животных, бродячих собак…
Мари удается на мгновение прервать этот словесный поток жестким профессиональным вопросом:
– Они сказали вам, как можно было спасти собаку?
– Спасти? – женщина поворачивается к Мари и потрясенно смотрит на нее, едва не споткнувшись на входе.
– Осторожно, здесь скользкие ступеньки, – предупреждает ее Мари.
Женщина смотрит на Мари широко распахнутыми глазами:
– Ты сказала «спасти». В каком смысле?
– Да, советую всегда носить с собой перекись водорода. Если собака съест отравленную котлету, вылейте перекись в пасть, чтобы она начала пениться, и затем сразу же к ветеринару.
Глаза Людовики наполняются слезами:
– Если бы я знала…
Не дожидаясь, пока она заплачет, или продолжит болтать, или сделает и то и другое одновременно, Мари заводит ее в комнату с щенками:
– Ну же, входите, вот увидите, какие они милые.
Женщина не глядя выуживает из своей огромной сумки пачку бумажных платков. Мари смотрит на гостью с восхищением: ей самой обычно требуется несколько бесконечных минут, чтобы найти что-то в своей сумке. В это время Людовика продолжает разговор:
– Извини, ты можешь обращаться ко мне на «ты»? А то я чувствую себя старушкой. Ты не против?
– Нет, с большим удовольствием, – Мари кривит душой. На самом деле она предпочитает обращаться ко всем на «вы», чтобы избежать фальшивой дружбы, фальшивой близости.
Но женщина уже оправилась от потрясения и довольно улыбается:
– Называй меня Люди, хорошо?
– Договорились.
Тем временем Молли, вторая мама, бросается к коробке с щенками, которые тут же начинают выть. За последние несколько дней их поскуливание превратилось в неуверенный лай.
– Какие красивые, какие хорошенькие, они здороваются с нами, – восклицает Люди. – Как хорошо, что я пришла в городской приют! Знаешь, это было моим решением. Муж не очень хотел брать дворнягу, но я считаю, что они более ласковые, чем породистые собаки, как думаешь?
Мари молчит. Она занята научным наблюдением: как этой женщине удается дышать? Возможно, у нее есть потайные жабры, которые позволяют ей говорить без остановки. К счастью, пара щенков уже на свободе и бежит к ним, подпрыгивая на своих толстеньких лапках.
– Какие лапочки! Они так рады нам и бегут поздороваться, эти пушистые комочки! – восторженно кричит Люди, сияя, словно лампочка. – Какие милые, сладенькие, похожи на щенков голден-ретривера, точно! Ты же сказала, что они помесь ретривера и хаски, да?
Мари кивает: отвечать нет необходимости. Людовика относится к той категории людей, которые не слушают своего собеседника и используют его лишь с одной целью – самоутвердиться. Поэтому Мари наблюдает за щенками: третий пытается выбраться из коробки, четвертый сидит в углу, подняв мордочку.
– Паппи, не будь таким скромнягой, – Мари ласково упрекает щенка, пока Люди продолжает свой сладкий монолог.
Гостья по очереди берет каждого щенка. Все это время Молли смотрит на нее своим знаменитым душераздирающим взглядом. Она сидит у ног женщины, но та полностью игнорирует собаку.
– Да, Молли, это новая мама одного из малышей, – говорит Мари, гладя Молли по голове.
Люди замолкает. Должно быть, растерянность – одна из ее любимых эмоций, потому что она постоянно выглядит растерянно. Она округляет глаза, поднимает брови, открывает рот и наконец произносит, выделяя слова:
– Это она мама щенков? Разве это возможно?
– Она не их настоящая мама, но взяла щенков под свою опеку в приюте. Она наш талисман…
– И ее зовут Молли! – тут же перебивает Люди. Она явно вздохнула с облегчением. – Какое красивое имя и какая она умница, да, у собак сильный материнский инстинкт…
И гостья снова разражается длинным монологом – на этот раз на тему материнства, приверженности, жертвенности, безусловной любви. Наконец она заключает, словно адвокат после долгой речи на заседании суда:
– Я возьму девочку, думаю, она сможет играть с детьми.
– Может, мальчика? – сухо спрашивает Мари.