«Вода – это хорошо, – подумал Роке, – вода непременно куда-нибудь выведет, если только этот краснокожий не утащит меня к своему индейскому Вельзевулу, этому мерзкому каменному идолу Уицилопочтли!.. Выходит, если пойти вверх по реке и подняться по притоку, текущему с гор, непременно попадешь в это ущелье…»
– Мы почти у цели, мой господин, – вдруг услышал он голос Тилькуате в трех шагах впереди себя. – Ты и твои друзья не вняли голосу разума, и Уицилопочтли ослепил вас!
– При чем тут твой истукан! – сквозь зубы процедил Роке. – Ты сам нарочно заманил нас в заросли молочая и срубил несколько побегов, чтоб наши глаза выжгло брызнувшим соком!
– Если бы на ваших глазах были повязки, с ними не случилось бы этой беды, – спокойно возразил индеец.
– Но наши кони тоже ослепли, – проворчал Роке, – а они-то здесь совсем ни при чем! Ни одна лошадь не в состоянии запомнить дорогу, если она проехала по ней всего один раз.
– Ты прав, – сказал Тилькуате, – но лошади нам уже не нужны, дальше они не пройдут.
– Как это не пройдут? – воскликнул Роке. – А как же золото?.. Я что, потащу его на собственном горбу?!
– В мире нет коня, хребет которого мог бы вынести золото Монтесумы! – бросил Тилькуате. – Белые люди жадные, они грузят своих лошадей так, что у тех либо ломается позвоночник, либо они оступаются и срываются в пропасть! Так что я советую моему господину сойти на землю и следовать за мной!
– Советчик нашелся! – глухо проворчал Роке, соскакивая с седла и припадая спиной к скале. – Моя лошадь, как хочу, так и нагружаю, мне лучше знать, сколько она может вынести…
– Иди за мной, мой господин! – суровым голосом приказал старый индеец. – Старайся держаться ближе к скале, скоро тропа сузится до ширины твоей ступни.
Роке прижался спиной к шероховатому камню, широко раскинул руки и двинулся на голос, чутко ощупывая пальцами выступы и трещины на поверхности каменной стены, нависавшей над ним гигантской невидимой громадой. С каждым шагом рев водопада становился все ближе, и вскоре путникам уже приходилось изрядно напрягать свои глотки, чтобы перекричать его оглушительный грохот.
– Сейчас мы пойдем между летящей водой и незыблемой твердью, мой господин, – ночной цикадой звенел в ухе Роке голос Тилькуате. – С этого мига мы передаем наши жизни в крепкие руки Уицилопочтли!
– Передавай свою, а я со своей как-нибудь и сам управлюсь! – усмехнулся Роке, глубоко запуская пальцы в заросшую бархатным лишайником трещину и свободной рукой стирая со лба и щек мелкий водяной бисер. Теперь он всей кожей чувствовал, что плотная стена водопада низвергается в пропасть на расстоянии вытянутой руки, а когда тьма под его веками внезапно порозовела и расцвела лучистыми разноцветными вспышками, он понял, что над вершинами гор взошло солнце, обратившее падающую воду в каскад сверкающих бриллиантов, голубых топазов и нежно-зеленых изумрудов. Роке застонал от яркости этого видения, вытянул перед собой ладонь, но струя так сильно ударила его по пальцам, что едва не увлекла восторженного путника в грохочущую бездну. Он уже накренился вперед всем телом, ладонь скользнула по влажному осклизлому камню, в лицо ему пахнуло ледяной изморосью, Роке завис над лиловой тьмой, но в то же мгновенье рука Тилькуате ухватила ковбоя за пояс и сильным коротким рывком втащила в широкую каменную нишу, занавешенную от посторонних взоров плотной стеной падающей воды. Грохот водопада внезапно стих, словно провалившись куда-то под землю, и среди слабого, едва доносящегося из пропасти шума Роке услышал твердый голос старика индейца.
– Не пытайся промыть глаза водой, – сказал Тилькуате, – только хуже сделаешь.
Старик оказался прав; едва влага с пальцев проникла под веки, как глаза вновь обожгла резкая палящая боль.
– Сделай же что-нибудь! – едва сдерживая ярость, простонал Роке. – Я знаю, есть какие-то листья, их надо только немного пожевать и приложить к глазам…
– Есть листья, – влажным подземельным эхом отозвался голос старика.
Тилькуате взял Роке за руку, и они стали спускаться по широким невидимым ступеням. С каждым шагом вокруг становилось тише, и вскоре чуткий слух ковбоя улавливал лишь звон капель, падающих с высокого потолка.
– Где же твои листья? Я хочу видеть! Я должен видеть! – свистящим шепотом восклицал Роке, вертя головой по сторонам и раздувая тонкие ноздри, трепещущие, как у собаки, идущей по пахучему звериному следу.
– Нам некуда спешить, – отзывался из тьмы голос индейца, – золото не уйдет!
– Да-да, конечно, ты прав, – бормотал Роке. – Золото здесь, я чую его запах!..
– Запах золота?! – удивленно воскликнул Тилькуате. – И чем же оно пахнет?
– Чем пахнет золото?.. – тихо захохотал Роке, запрокинув голову. – Оно пахнет красивыми женщинами, ароматными сигарами, экипажами, стены которых обиты бархатом и шелком, нежным бельем с пенными облаками кружев, восхитительным виски, сообщающим легкость и изящество языку и мыслям, – тебе мало этого?..
– Ты прав, мой господин: хорошая сигара, стаканчик виски – что еще нужно человеку, чтобы встретить старость…