Зорох

Эламир быстро взрослел, набивая собственные шишки, постигал нелегкую науку жизни. Для старших братьев он был обузой, и они никогда не делись с ним добычей, и не посвящали в свои взрослые дела. Но Эламир не сокрушался на этот счет – у него была тайна: у него был дар. И познавая его, каждый день мальчик открывая для себя новые возможности.

Утро начиналось с того, что он шел в торговые ряды и становился возле булочника. Он прокручивал десятки вариантов возможного будущего. Крал булочку, проходя мимо лотка, тянулся к ней с боков, или вытягивал у лоточника из-за спины, и только после того, как убеждался, что кража прошла незамеченной, смело брался за дело.

Тысячи раз за ним гнались, ловили, вытаскивали из-под торговых столиков, снимали с деревьев, кричали на него и даже били, но все это было лишь в его видениях, поймать того, кто предвидит каждый твой шаг, и играет на ошибках вовсе не просто. Эламир выбирал только самые безопасные варианты.

На булочках Эламир не остановился. Кладовка, в которой он жил наполнялась дорогими тканями, посудой, одеждой, украшениями и мешочками с серебряными цейлонами. Он взрослел и становился мифом, вором призраком, колдовским проклятьем о котором говорили все. Невидимка, сын Тритона, дух праведного Тиму – как его только ни называли. Ему приписывали кражи, которых не было; обвиняли в убийствах; незамужние мэйси вешали на него отцовство своих незаконно рожденных детей, а духовные отцы, сложив суммы украденных вещей, составили дату последнего дождя.

Надо заметить оиннадцати годам Эламир действительно преуспел на этом не безопасном поприще, но делал это не только для себя.

Кто-то подбрасывал деньги нищим; должники, чьи дети сидели в долговых ямах расплачивались с кредиторами; обнищавшие фермеры, чьих коров забрали за то, что они паслись на земле Главного судьи, выплатили штраф, и вернули свой скот. Цейлоны ни с того ни с сего появлялись у больных, у голодных и отчаявшихся. Деньги были у тех у кого их быть не могло.

Наглость вора невидимки перешла все границы, бедные районы по ночам зачем-то стали патрулировать вызванные из приграничных крепостей солдаты; была проведена перепись городского населения; людей останавливали по два раза на день, выясняли куда идут и обыскивали. А на городской площади для острастки стоял страшного вида лысый старик с каменным лицом и нарисованным третьим глазом на лбу. Старик смотрел людям в глаза и назидательно грозил пальцем.

Мер было принято больше чем достаточно, вот только краж после этого меньше не стало.

Сестры и братья Эламира больше не голодали. Раз в месяц он кидал в форточку своего дома два золотых ромба. Столько тетя Ийрин не зарабатывала и за год. Он мог бы давать и больше, но это было бы подозрительно. Ийрин итак стала ссужать деньги своему мужу, чем вызвала не мало толков. К счастью она вовремя опомнилась, заявись к ним с обыском городская стража, и, загляни они в коморку Эламира, то очень бы удивились.

После двух лет неурожая, на площади раз в месяц, сжигали обвиненных в колдовстве старух. Купцы со всей Отии приезжали посмотреть на это зрелище. Наученные Эламиром горожане отправляясь на казнь не брали с собой ничего ценного, но неискушенные купцы, хвастающие набитыми ромбами кошельками, болтающимися на золотых цепочках, были для Эламира легкой добычей. Он срезал их на стыке, там где кожа цеплялась к золотому кольцу. В дни казни он приносил домой до пяти таких кошельков.

Эламиру приходилось вскрывать пол в своей в маленькой комнатке, и заталкивать часть оставленных себе сокровищ под доски, потому что иначе, был бы вынужден спать стоя.

Примерно в это время и появился Аклюс. Ийрин, по сестрински выделила ему комнату, но он сам в ней никогда не жил. Аклюс обставил ее новой мебелью, купил большую высокую кровать, повесил на стены, и даже на потолок зеркала. Почти каждый день он привозил и провожал в комнату пожилых богато одетых женщин, и сильно напудренных щегольски одетых юношей. Оставив их наедине, он дожидался в питейной на противопоожной стороне улицы.

Эламир не знал чем они занимались, но несколько раз наблюдал, как на выходе эти женщины расплачивались с Аклюсом цейлонами, а одна, распаренная, как после бани, с размазанной по щекам помадой, сунула ему в руку целый ромб.

– Видел! – проводив ее, тогда сказал Ему дядя. – Никогда не работай руками. Заработаешь цейлон, решишь, что это не плохо, и жизнь твоя дорога от тюрьмы до кабака, и обратно. Рабу не заработать больше цейлона. Для них всегда жалеют. Работай вот этим, – Он постучал себя по лбу. – Отхватишь ромб, и никогда не опускай планки.

– Я буду работать, – ответил Эламир. – Я куплю корабль и буду ловить кальмаров на своем корабле.

– Ну и напрасно, – сказал дядя. – Как тебя зовут? – спросил он.

– Эламир, – ответил мальчик.