Погубить самого Зороастра она никогда бы не подумала. Она все-таки любила его, пусть и по-своему. Она решила направить весь свой гнев на Негушту, и уже мысленно рисовала себе то наслаждение, которое доставит ей доведенная до бешенства ревность молодой царевны. Убедить Негушту в том, что Зороастр обманывает ее и на самом деле любит ее, царицу, поставить Зороастра в такое положение, что он вынужден будет выбрать одно из двух: или своим молчанием подтвердить Негуште, что он любит Атоссу, или же, сказав правду, выдать тайну царя; не мешать Дарию восхищаться Негуштой и, больше того, устроить даже ее брак с ним и затем, допустив ее снова вернуться к первой любви, предать ее позору, внезапно изобличив ее перед царем, сделать все это скоро и уверенно, суля себе удовольствие, в конце концов, вдоволь натешиться над уничтоженною соперницей, — все это казалось Атоссе планом, с одной стороны, достойным ее глубокого и изобретательного ума, с другой же — обещавшим самое сладостное удовлетворение ее оскорбленной гордости и отвергнутой любви.
IX
Полуденный воздух в дворцовом саду был сух и зноен, но в чудной мраморной беседке царила прохлада и слышался мягкий плеск воды. Розовые кусты и ползучие растения не пропускали солнечного света в овальные окна и придавали нежный зеленоватый оттенок восьмиугольной зале, посреди которой бил фонтан, падая мелкими струйками в бассейн, высеченный в полу. На покрытой рябью поверхности тихо и непрерывно колыхались водяные лилии, прикрепившись ко дну водоема своими длинными стеблями.
Негушта чувствовала себя очень несчастной. Зороастр покинул дворец, не предупредив ее ни одним словом, и только по смутным слухам дошедшим до нее через невольниц, она знала, что он уехал на долгий срок. Сердце ее ныло при мысли о всем том, что могло случиться до его возвращения и глаза ее были полны слез.
— Ты здесь одна, моя милая царевна? — раздался позади ее нежный, звучный голос.
Негушта вздрогнула, узнав голос Атоссы. Когда она собралась ответить ей, в ее словах не было и тени того притворного дружелюбия, с каким она говорила накануне. Она была слишком несчастна, слишком огорчена мыслию об отъезде своего возлюбленного, чтоб играть роль или выказывать сердечность, которой не чувствовала.
— Да, я одна, — спокойно сказала она.
— Я тоже одна, — отвечала Атосса, и синие глаза ее заблистали лучами солнца, проникшими вместе с нею в беседку; вся дивная красота ее словно засияла переполнившим ее ликованием. — Придворные женщины отправились торжественною процессией в город, в свите великого царя, и мы с тобой остались одни в дворце. Как здесь чудесно! Как прохладно!
Она села на подушки у окна и стала смотреть на царевну, все еще стоявшую у фонтана.
— У тебя грустный и утомленный вид, дорогая Негушта, — сказала она. — Но ты не должна грустить здесь. Никто здесь не грустит!
Минуту длилось молчание.
— Скажи мне, в чем дело? — сказала она, наконец, вкрадчиво. — Скажи мне, о чем ты грустишь? Быть может, тебе недостает чего-нибудь, быть может, ты тоскуешь о чем-нибудь, к чему привыкла к Экбатане? Скажи же мне, дорогая.
— Что мне сказать тебе?
— Скажи мне, отчего ты печальна? — повторила царица.
— Тебе? — воскликнула царевна, внезапно подняв сверкающие глаза, — сказать это тебе? О, никогда!
Атосса взглянула на Негушту с оттенком печали, как бы огорченная отсутствием доверия с ее стороны. Но юная ёврейка отошла от нее и начала смотреть в сад сквозь покрывавшие окна растения. Тогда Атосса тихо поднялась с своего места и, став сзади Негушты, обняла ее и прижалась своею белоснежною щекой к смуглому лицу царевны. Негушта ничего нё сказала, но затрепетала всем телом, будто к ней прикоснулось что-то ей ненавистное.
— Может быть, ты огорчена тем, что твой друг так внезапно уехал? — шепнула ей Атосса самым нежным тоном сочувствия.
Негушта слегка вздрогнула.
— Нет, — ответила она почти свирепо. — Что это тебе вздумалось?
— Видишь ли… он написал мне два слова перед своим отъездом. Я подумала, что ты рада будешь узнать, что он цел и невредим, — возразила царица, нежно обвивая рукою тонкий стан Негушты.
— Он писал тебе? — повторила царевна в гневном изумлении.
— Да, дорогая моя, — отвечала царица, потупив взор с превосходно удавшимся ей видом замешательства. — Я бы не сказала этого тебе, но мне думалось, что тебе будет приятно узнать что-нибудь о нем. Если ты желаешь, я прочту тебе некоторые места из его письма, — прибавила она, вынимая из складок туники тщательно свернутый кусочек пергамента.
Этого Негушта уже не в силах была вынести. Ее оливковая кожа побледнела, и она вырвалась из объятий царицы.
— О, нет, нет! Я не хочу этого слышать! Оставь меня в покое! Заклинаю тебя богами твоими, оставь меня в покое!
Атосса выпрямилась и холодно взглянула на Негушту.
— Поверь, тебе нет надобности два раза повторять мне, чтоб я оставила тебя в покое. Я хотела утешить тебя, потому что видела, что ты грустишь, и хотела утешить тебя даже ценою своих собственных чувств. Теперь я оставлю тебя, но я не питаю к тебе злобы. Ты очень молода и очень, очень безрассудна.