Зоны нейтрализации

– У нас двадцать шесть человек на «Проксиме», – сказал я. – Из них двадцать четыре в гибернаторах. Сам знаешь, в каком они состоянии. Кто-то должен быть с ними. Останется Снагг. Рива возьмет «Уран» и один из вспомогательных кораблей. Вероятнее всего, «Меркурий». Тебе придется перейти на «Гелиос». Невозможно дистанционно пилотировать целую эскадру. Собираешься еще что-нибудь сказать?

Он долгое время молчал, рассматривая меня ничего не выражающим взглядом, потом пожал плечами.

– Собирался. Но сам знаешь, это ничего не изменит.

Он повернулся спиной и вышел из кабины. Я внимательно посмотрел ему вслед. Он не поверил. Разумеется. На его месте я вел бы себя точно так же. И ничего странного. Мы все были точно такими же. Более близкие друг другу, чем братья-близнецы. Одного он только не знал. Что некогда, много лет назад, в кругу психотрона централи, я подверг вивисекции автоматическую корректировку гомеостаза. Подпортил свое идеальное душевное равновесие. Дабы сохранить память о чем-то таком, что не умещалось уже не в распорядок инфорпола, а в образ мышления любого из этой тысячи: чувства.

Точно через два часа после этого разговора, который ничего не прояснил, поскольку и не мог прояснить, я был готов. Энергетические бункеры «Гелиоса» и «Проксимы» заполнял свежий запас лантанидов, достаточный, чтобы осуществить рейс до Будоруса и обратно. Это последовательнее в расчет не принималось

Все было уже обговорено. Как я и сказал Кросвицу, они должны были ждать здесь, на границе системы Альфы, над планетой, размерами не большей Плутона и столь же малопривлекательной, двадцать дней. Времени вполне хватит, принимая во внимание ускорения, которые были способны развивать двигательные системы «Кварка», ракеты боевой и в принципе предназначенной для полетов без экипажа. Я оставил себе три дня на изучение поверхности планеты. Впрочем, даже если по каким-либо причинам мне пришлось задержаться, я способен сам вернуться на базу. Энергетические резервы вспомогательных кораблей были практически неисчерпаемы. Разве что тогда мне поболее шести лет пришлось бы провести в импровизированном кресле, перед навигационным пультом. На борту «Кварка» не было гибернатора. И даже умывальника. Я только перенес с «Гелиоса» один синтезатор пищевых концентратов.

Я не прощался ни с кем. Уже сидя в кабине пилота, размещенной почти в самом носу сразу же за выходом главного излучателя антипротонов, я связался с «Проксимой».

– База подтвердила получение сообщения о старте со второго спутника Третьей. – Говорил Снагг. – Хисс спрашивает, намылим ли мы им шею.

– Кому? – фыркнул я.

Он рассмеялся, потом сказал:

– Я их не узнаю. Опубликовали сообщение с нашими именами.

– Поздравь их от меня, – попросил я. – Скажи, что я тут всплакнул. А при случае поинтересуйся, что они намерены делать с тем изумительным памятником? Передавай, – быстро добавил я.

Он еще раз сообщил мне апогей экваториальной орбиты, на которую вышли все корабли. Тахдар не показывал ни следа наличия в районе Девятой каких-либо искусственных объектов. Излучение в норме.

– Принимай руководство, Снагг. Схожу с орбиты, – сказал я, включая генераторы главной тяги.

– Есть, Ал, – его голос продолжал звучать чисто и мощно, несмотря на характерный органный аккорд, который заполнял лишенную звукоизоляции кабину. – Торнс желает тебе удачи.

– Благодарствую, – буркнул я. Он сказал еще что-то, чего я не разобрал. Чуть погодя – снова. Так, словно разговаривал с кем-то третьим.

– Энн также, – наконец, понял я. – Просит, чтобы ты о себе заботился.

Не знаю ничего изумительнее, чем добрые советы. Воистину не знаю, что бы я без них делал.

Добрая, резвая ракета. Но человек был в ней инородным телом. Корабль давал это почувствовать каждым поочередным маневром. В первые минуты рейса я имел возможность удостовериться во всем, что должны были переносить пилоты первых лунных кораблей. Перегрузочки, словно на полигоне, под конец последнего курса. Меня вдавило в кресло, на грудную клетку навалилась двухсоткилограммовая тяжесть, помутневшим взглядом я не мог следить за показаниями датчиков, не было и речи, о том, чтобы довести до конца хотя бы какую-то мысль, кроме одной: чтобы это раз и навсегда кончилось. Так меня промурыжило добрых десять минут. Другое дело, что я стартовал почти что вертикально, словно с поверхности планеты. И единым рывком, без хотя бы самой краткой поэтапной акклиматизации, вышел на рейсовую скорость. Обычно в зоне планетной системы такого избегают. Там всегда полно метеоритов, обломков старых планет и спутников, отдельных астероидов. И хотя околицы Альфы были несравненно более чистыми с этой точки зрения, чем соседство нашего Солнышка, я предпочел не рисковать. Вышел по крутой параболе из плоскости эклиптики, точно так, как перед этим рассчитал. Нейромат «Кварка» работал без нарушений.