– Вот-вот! – торжествующе закивал Подуха. – Назначила же кого-то! А еще строит тут из себя праведницу.
– Я пузана назначила, – все-таки призналась Олюшка. – Потому что он первым мной пожертвовал. Да еще выл, как баба. Терпеть не могу воющих мужиков.
Какое-то время все трое молчали – каждый, вероятно, о своем, а потом двуединый, сдвинув брови, сказал:
– Предлагаю забыть этот эпизод. Ситуация была слишком неоднозначной, да и наши отношения друг к другу – тоже, так что кто кого назначил в жертву, пусть остается у каждого на совести, но попрекать, а тем более мстить за это не стоит.
– А я буду! – с вызовом вздернула голову Олюшка.
– Что именно будешь? На самом деле попытаешься убить Подуху с Васютой? Допустим даже, тебе это удастся. И что потом? Управлять вездеходом мы с тобой не умеем, пешком мы хоть в одну, хоть в другую сторону не дойдем. Так что, убив их, ты убьешь и нас с тобой тоже.
– Ну и пусть, – проворчала осица, но видно было, что до нее стало доходить истинное положение вещей.
А еще Ломон только теперь обратил внимание, что Олюшка ничего не спрашивает о пристегнутом к лавке выключенном Зане. Да, она еще с первой их встречи знала, что это кибер, но ведь наверняка должна была заинтересоваться, что с ним случилось. А поскольку молчит, значит, это ей откуда-то известно. И это, вероятнее всего, связано и с тем, как она вообще очутилась в багажном отсеке вездехода. Поэтому двуединый сталкер строго на нее посмотрел и четко произнес:
– Насчет этого я все сказал, возвращаться не буду. Только Васюте еще разъясню потом. А сейчас твоя очередь объясняться. Рассказывай, как ты здесь оказалась.
– Расскажу, – проворчала Олюшка. – Но только тебе. А этот пусть выйдет, – мотнула она головой на Подуху.
– Не придуривайся! – начал злиться Ломон. – Куда он выйдет? На ходу в лес выпрыгнет?
– Ну, пусть уши чем-нибудь заткнет.
– Послушай, дорогая моя, – произнес двуединый тоном, от которого осица едва заметно поежилась. – Хотим мы того или нет, но мы все сейчас – одна команда, как бы мы друг к другу ни относились. Мы находимся во враждебной человеку среде, ты сама это прекрасно знаешь. А если мы еще будем враждовать и друг с другом – мы только поможем Помутнению нас всех прикончить. И разбежаться сейчас в разные стороны мы не имеем возможности, поодиночке нам тут не выжить. Веришь?
– Ну… – буркнула Олюшка. – Ладно. Но потом…
– Давай о «потом» и говорить потом будем.
– Хорошо, – прищурилась вдруг осица. – Договорились. «Потом» отложим на потом. А сейчас мы одна команда, согласна.
– Вот и хорошо, – осторожно кивнул Ломон, ожидая подвоха. – Тогда давай рассказывай.
– Нет, тогда сначала ты давай развязывай, – выдала торжествующую улыбку Олюшка.
– Обещаешь, что не кинешься меня убивать? – передвинулся чуть дальше по полу Подуха.
– Так мы же одна команда, – улыбнулась осица и ему, только, пожалуй, слегка зловеще. Или даже не слегка.
– Хорошо, – подумав совсем недолго, сказал двуединый. – Но твоя «Печенга» останется пока у Подухи. Просто чтобы не мешала при рассказе.
– Только если поцарапает, – теперь уже откровенно зловеще осклабилась осица, – я ему и это припомню. Потом.
– Хорош, я сказал! – выкрикнул Ломон. – Сколько можно свою крутость рекламировать?! Меня от рекламы всегда тошнить начинает, веришь?
Вряд ли Олюшка что-то знала о рекламе, но то ли ей надоело лаяться, то ли она и впрямь наконец стала осознавать ситуацию, а может, и самой уже хотелось поделиться своей историей, только она убрала с лица улыбку и, дождавшись, пока Ломон освободит ей руки и ноги, стала рассказывать.
Оказалось, участницы группировки «ОСА» и впрямь стали думать, что в Мончетундровске они круче всех. А потому решили, что действовать через посредников для них уже не подходит. Но заявить скупщикам напрямую, что больше они в их услугах не нуждаются, было все-таки чересчур уж борзо, а то и самоубийственно, это осицы тоже понимали. Нужно было сначала прощупать почву, аккуратно переговорить с трубниками насчет того, готовы ли они сотрудничать с группировкой «ОСА» напрямую – возможно, для начала нелегально, чтобы не разозлить скупщиков и членов других группировок. А поскольку хорошо говорить лучше всех умела начитанная Олюшка, отправили на такие переговоры к трубникам именно ее.
– Ни хрена себе! – не выдержал Подуха. – Да Потап – наш главный – тебя бы тут же скупщикам сдал, едва бы ты рот раскрыла! Если бы Хмурый сразу не пристрелил. Только сейчас какой разговор, если канталахтинцы улетели…
– Мы же тогда не знали еще про канталахтинцев. Это я, когда из «туннеля» к вам вылезла, чуть на ваших и не наткнулась, которые зачем-то товары в сторону Мончетундровска тащили. Поняла, что это неспроста, и втихаря за ними проследила, ну и просекла из разговоров, в чем проблема. А когда кто-то из них сказал, что это здоровенный чужак едва дирижабль не продырявил, сразу два и два сложила и поняла, что это его рук дело, – кивнула она на бездвижного кибера.