Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову (сборник)

В ЦРБ с эвакуацией не успели. Умерший утром циррозник поднялся с каталки и загрыз двух санитарок и старшую медсестру еще до того, как завполиклиникой успел исполнить указания Дворецкого. Лежачие больные кричали, дожидаясь своей участи и глядя на то, как мертвецы расправляются с ходячими больными. Страшнее всего было в детском отделении, но там и закончилось все куда быстрее.

Детей из школ расхватали, кто успел. Остальных милиционеры загрузили в автобусы и вывезли – по чьему-то действительно мудрому решению – в поле за городом, чтобы видеть опасность издалека и в случае чего вовремя ретироваться. С детьми осталось по два сотрудника на автобус, при них – автоматы из оружейки. Остальные вернулись в город, чтобы погибнуть – запас патронов в райотделе на военные действия рассчитан совершенно не был.

Те, у кого были автомобили, пытались спастись на них, но на дорогах натыкались на таких же беженцев, едущих из соседних райцентров или крупных деревень и поселков. Куда ехать, где безопасное место – не знал никто, в итоге люди уезжали из одного паноптикума, чтобы их сожрали в другом.

Ближе к вечеру над городом появился военный вертолет с красной звездой на боку. Неизвестно, что происходило внутри: вначале он вроде бы стал заходить на посадку, чтобы приземлиться на стадионе, но затем резко накренился, завертелся и врезался в электроподстанцию.

Свет в Энске погас.

* * *

Мертвецы бродили по дому Марии Лукьяновны, шаркая ногами. Иногда они сталкивались, натыкались на трюмо и шифоньер, неуклюже падали. Соседка Никитична в окно пролезть не могла и безуспешно билась в забаррикадированную полкой дверь, угрожающе рыча.

В подвале Мария Лукьяновна слышала знакомый голос и мстительно говорила, на ощупь откупоривая банку с малиновым компотом:

– Порычи, порычи, квашня. Я вот тут сижу, канпот пью, а ты там гнилая ходишь, вся в червях. И мужик твой был такая же сволочь, чтоб он тоже откопался, да чтобы ты его опять встретила. А я помирать не стану, вот сейчас в Москве, поди, решат, что к чему, пришлют солдатиков, они вас быстро на силос пустят. Точно, американцы нагадили! Ничего, теперь будет им коза на возу!

* * *

Райком, как ни странно, никто не трогал. Патологоанатом Обуваев стоял у окна и смотрел, как по темной площади мечутся и ковыляют тени.

Дворецкий ушел уже давно, у него была семья – жена и две дочери. Ушел и Макаренко, у которого тоже была какая-то семья. С ними ушел Попа – в райотдел, пообещав, что вернется. А вот Зыбин не ушел – его семья отдыхала в Болгарии, на Золотых Песках. Он задумчиво сидел и только спросил один раз, почему-то обратившись к Обуваеву во множественном числе:

– А как вы думаете, товарищи, в Болгарии такое может быть? Это же социалистическая страна.

– Мы тоже социалистическая, – напомнил Обуваев.

Зыбин вздохнул и достал из сейфа бутылку хорошего коньяка «Двин».

Первое время в кабинет забегали райкомовские работники, в основном с вопросами «Что делать?» и «Можно ли идти домой?». Зыбин всех отпускал, а потом и забегать уже перестали. Возможно, из-за очевидной пустоты в райком никто и не лез, мертвецы, видать, тоже то ли чуяли, то ли понимали чего-то.

Обуваев пил коньяк и чувствовал, что алкоголь на него не действует. Зыбин, напротив, после трех рюмок совсем загрустил и поведал, что его обещали забрать в облсобес заведующим, а теперь уже не заберут. Обуваев посочувствовал.

В приемной стонала секретарша, потом стонать перестала. Зыбин счел своим долгом позаботиться о подчиненной, сходил туда и вернулся на цыпочках.

– Померла! – сказал он с благоговейным ужасом и хотел было перекреститься, но вовремя отдернул руку.

– Да вы что?! – удивился Обуваев. – Там же укусы были пустяковые. Даже если заражение, с чего помирать-то?

Патологоанатом осторожно осмотрел секретаршу, уронившую голову на пишущую машинку «Ятрань», и понял, что та в самом деле мертва.

– Это получается, что от укуса помереть можно! – сказал он, возвращаясь в кабинет.

– А если она оживет?! – испугался Зыбин.

– Надо ей голову чем-то того… разбить…

– Вы врач, вы и разбивайте, – заявил первый секретарь, наливая себе коньяку. Через площадь, полоснув по потолку светом фар, промчалась машина, потом что-то бухнуло, загремело, послышался нечеловеческий крик.

– Пускай пока лежит, – пожал плечами Обуваев. – Может, еще и не оживет, чего ей башку ломать зря?

Зыбин индифферентно осушил рюмку и включил настенное радио. Радио молчало.

– Интересно, а вот они же сигналы гражданской обороны должны же передавать, если ядерная война, – сказал Зыбин. Потом тряхнул головой и залихватски спел:

Гражданы, воздушная тревога!
Гражданы, спасайтесь, ради бога!
Майку-трусики берите
И на кладбище бегите
Занимать свободные места,
Да-да!

Спев «да-да», первый секретарь райкома пристукнул кулаками по крытой зеленым сукном столешнице и сам испугался.

– Беда в том, что граждане не на кладбище бегут, а с кладбища, – ехидно заметил Обуваев и налил себе коньяка.