Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову (сборник)

Ничто не предвещало беды – закончил вскрытие, сложил, как положено, в брюшную полость изъятые органы, тряпки, окурки, собрался зашивать. И надо ж такому быть, сильно задумался. Обычно Обуваев макал кончик грубой нитки в тканевые жидкости – ну, чтобы лучше пролезал в игольное ушко. Вот и тогда раз макнул, два макнул, а он не пролезает. А в третий раз, как делают обычно шьющие люди, и сунул себе в рот, задумавшись. Уж плевался-плевался, а потом пришлось для дезинфекции принять спиритуса граммов сто пятьдесят. А потом после работы. А потом еще. А потом еще…

Но это было давно. Потому Обуваев потряс головой и, глядя на слепо ползавшего по столу младенца, предположил:

– Живого, что ли, принесли? Да нет, он же окоченевший уже был…

Младенец тем временем дополз до края стола и свалился вниз, треснувшись головой об пол, от чего беззубая челюсть его съехала набок. Поворочавшись и неуклюже утвердившись на четвереньках, трупик резво пополз по направлению к Обуваеву, громко нюхая притом воздух.

– От сволочь, – сказал Обуваев, сделал шаг вперед, занес ногу и нанес удар, сделавший бы честь спартаковцам Ярцеву и Гаврилову. Младенец, взвизгнув, отлетел прочь, врезался в противоположную стену и исчез за шкафами.

Однако тут снова зашебуршилось, и Обуваев увидел, как придавленный шарит в воздухе руками, а удавленник с эмфиземой пытается повернуться на бок. Не раздумывая более ни секунды, Обуваев быстро пробежал мимо них, увернувшись от растопыренных пальцев придавленного, и выскочил наружу. Захлопнув дверь, накинул скобу на петлю и обнаружил, что навесной замок вместе с ключом остался внутри.

– Ну и черт с вами, – проворчал патологоанатом, подобрал с земли какую-то щепку и сунул в петлю вместо замка, после чего побежал к главврачу.

Хотя никуда он не побежал. Главврач центральной районной больницы, Пал Михалыч Дворецкий, всей своей огромной тушей стоял посреди больничного двора и распекал водителя флюорографической автомашины за то, что после вчерашнего выезда на диспансеризацию в колхоз «Путь Ильича» он возил на этой же машине тещины мешки с картошкой и бураками.

– Весь салон засрал! – рокотал Дворецкий, возвышаясь над маленьким усатым водителем Сеней. – Это же антисанитария!

– Я подмету, – оправдывался водитель.

– Усами своими подметешь, а языком вылижешь! Думаешь, мало на твое место охотников?! С любой автобазы полсотни тут же набежит! Работа – не бей лежачего: приехал, поставил машину, подцепился к линии – и щупай девок по селу, пока врач флюорограммы делает!

– Я уберу, Пал Михалыч! – говорил Сеня, прижимая к груди руки.

– Иди с глаз моих. А тебе чего?! – вопросил главврач, поворачиваясь к едва не налетевшему на него Обуваеву.

– Тут словами не расскажешь, – сказал патологоанатом, переводя дух.

* * *

Мария Лукьяновна заперлась в доме и забаррикадировала дверь стоявшей в сенях полкой, с которой посыпались трехлитровые банки с солеными огурцами и помидорами. Остро запахло маринадом.

– Господи, откуда такое наказание, мать твою ети?! – спросила в потолок Мария Лукьяновна, достала чекушку и выпила до дна. Крякнув, подобрала с пола огурец, принялась жевать и едва не подавилась, когда в маленьком оконце появилась перепачканная землей рожа покойного пэтэушника. Мертвец пытался грызть стекло и скреб его пальцами.

– Чичас, – неожиданно сурово пообещала Мария Лукьяновна и поспешила в комнаты, поскальзываясь на давленых помидорах. Вернувшись с иконой святого Нила Столобенского, смотрительница помахала ею перед мордою покойника, но тот внимания не обращал.

– Ужо тебе, чертово отродье, – сказала Мария Лукьяновна и снова ушла. На сей раз она принесла с собой большую кочергу и сунула ее в оконце. От первого удара стекло разбилось, вторым ударом женщина вонзила загнутый конец кочерги в глаз покойника. Из глазницы потекло желтое, кочерга зацепилась за кость.

– Видал, гадина! – торжествующе произнесла Мария Лукьяновна. Мертвец бился и хрипел, колотя руками по стене дома. Смотрительница вертела кочергой до тех пор, пока кусок височной кости вместе с глазницей не отвалился. Из черепа вывалился мозг, после чего бывший пэтэушник сразу утратил живость и, съехав с кочерги, упал вниз.

– Со святыми упокой, – заключила Мария Лукьяновна и, качая головой над погибшими домашними заготовками, отодвинула полку. Открыв дверь, она осторожно выглянула наружу и едва удержалась, чтобы не заорать. Вокруг дома бродило человек десять покойников разной степени сохранности, но в основном свежие – смотрительница узнала даже соседку Никитичну, похороненную месяц тому, причем Никитичну успело раздуть вдвое пуще прежнего, а женщина она и при жизни была солидная. От могилок шло, ковыляло и ползло еще десятка два, да и с остального кладбища, частью невидного за липами и кустарником, доносились гадостные звуки ломающегося дерева, хлюпанья и бормотанья.

Смотрительница быстро восстановила свою баррикаду, после чего задумалась, оставаться ли в доме. Вопрос решился сам собою, когда она выглянула в окно с другой стороны дома – там уже тоже шлялись мертвецы, один в форме – Виталька-афганец, должно…