Золушка. Жизнь после бала

Засмотревшись, не поняла, когда стемнело. Солнце спало, и меня после жары зазнобило. Павел обнял меня, желая согреть, но тут же задрожал, и, повернув к себе мое лицо, принялся целовать. Я спокойно вытерпела его притязания, но ничуть не вдохновилась. Вот если бы на его месте был Макс, а так…

Едва он оторвался от меня, с прохладцей поинтересовалась:

– Может, домой меня отвезешь? А то что-то скучно мне стало. – И с нажимом подчеркнула: – Очень.

Он тихо выругался.

– Что, совсем не нравлюсь?

Честно призналась:

– Совсем. И отпусти меня уже. Не то ругаться начну.

– Да, это страшно.

Я встала и пошла к машине. Он нехотя отправился следом. Отвез меня домой, у дома попросил:

– Может, на следующей неделе хоть в кино сходим?

В его голосе звучали такие обреченные нотки, что неожиданно для себя я согласилась. Он уехал, обрадованный полученным согласием, а я пошла домой, недоумевая и удивляясь собственному нелогичному поведению.

И этой нелогичности в моем поведении было еще очень много, потому что мы с ним каждую неделю ходили то в кино, то на концерт, а один раз даже в ресторан завалились. В общем, ухаживал он настойчиво и целенаправленно, но вот только стоило мне остаться одной, как я понимала, что это не тот человек, что мне нужен. Но под его напором я сдавалась. Почему, сама не понимала. Может, из-за грызущего сердце одиночества?

В конце мая Василий Егорович ушел в отпуск, и в отделе сразу стало как-то попривольней. Во всяком случае, покупка булочки в буфете посредине рабочего дня уже не считалась должностным преступлением.

И вот я, почувствовав нешуточный голод, не дожидаясь обеда отправилась на добычу этой самой булочки в наш буфет на первом этаже. До лестницы нужно было пройти мимо мужского туалета. Проходя мимо оного, я вдруг услышала свое имя. Отсутствием здорового любопытства я никогда не страдала, поэтому тут же притормозила, благо поблизости никого не было.

«Катя» имя довольно распространенное, но я стразу поняла, что речь идет конкретно обо мне, потому что звучало оно в весьма любопытном контексте:

– Ты что, всерьез окучиваешь эту Катюшку? Нет, она вполне ничего, но ты-то что с ней потерял? Жениться ведь придется, Павлик, а это для тебя пройденный этап, сам говорил. – Циничный голос лениво так интересовался, не особо нуждаясь в ответе.

Из туалета крепенько пахнуло табаком, хотя курение и запрещалось. Но, поскольку не пойман – не вор, все курильщики втихаря смолили в туалетах, им плевать было на запреты и приказы. Я поморщилась, но осталась на месте. Мне было ужасно интересно, что скажет Павел. И он ответил:

– Ты что, не в курсе, что она племянница босса? А муж племянницы кто? Племянник! То есть родной человечек, которому грех не порадеть! А мне карьеру делать надо, засиделся уже в замах. Так что в данном случае женитьба весьма выгодна, можно и про прежние установки позабыть.

Я криво усмехнулась. Да, недаром мне не верилось в его внезапно вспыхнувшую страсть. Но все равно неприятно. Не дожидаясь продолжения разговора, повернулась и пошла обратно, аппетит от услышанного пропал сразу.

Едва зашла в отдел, все замолкли. Понятно, вновь обсуждали мою великолепную персону. И мне так захотелось домой, в мой родной отдел, под крылышко Веры Гавриловны, что пришлось сжать зубы, чтоб из глаз не брызнули слезы.

Села на свое место и принялась за работу, стараясь ни о чем не думать.

Глава четырнадцатая

Вечером, как обычно, меня взялся провожать Павел. Я не слушала его треп, демонстративно любуясь алыми розами, растущими по краям тротуара.

– Ты совсем не слушаешь меня, да? – он расстроено положил руку на мое плечо.

Я перевела взгляд на его печальное лицо. Хороший актер, почему не на сцене? Сказала ему это, он аж вспыхнул.

– Почему ты ко мне так относишься? Что я сделал, чтоб заслужить подобное отношение? – сплошное возмущение на грани патетики.

Пришлось его немного привести в чувство:

– Потому что тебе карьеру делать надо. А я только ступенька в этом сверхважном для тебя деле.

Он побледнел, потом покраснел.

– Ты слышала мой разговор с Гаврилычем?

Я не стала отпираться.

– Не знаю с кем, но слышала.

Он немного помолчал, обдумывая свою оправдательную речь.

– Понимаешь, он такой тип, которому нельзя говорить правду. Он все равно вывернет все наизнанку. Поэтому ему все говорят только то, что он хочет слушать. Вот и я сказал то, что он хотел. Только чтоб отстал.

Меня его доводы совершенно не убедили.

– Чтобы отстал, говорят совсем другие слова, а не поливают грязью тех, кто дорог. Это аксиома, не требующая доказательств. – Выходило слишком по-менторски, ну и пусть. Заслужил. – А с грязью смешивают тех, кого хотят использовать и не более того.

– Ты не права… – он забежал вперед, пытаясь остановить, и как-то по-собачьи заглядывая в глаза.

– Успокойся, пожалуйста, я никому не скажу! – обнадежила я его, презрительно усмехнувшись. – Отстань только, достал уже!

Он схватил меня за предплечья, остановил и тряхнул.