Золотой жук

Тогда Легран встал с серьезным и торжественным видом и принес мне насекомое из-под стеклянного колпака, под которым оно находилось. Это был красивый скарабей, в то время совершенно еще неизвестный естествоиспытателям – с научной точки зрения, конечно, большая ценность. У него было два круглых черных пятна на одном конце спины, и другое, более продолговатое, ближе к другому краю. Надкрылья были особенно тверды и глянцевиты и были очень похожи на блестящее золото. Вес насекомого был весьма примечательный и, принимая все это в соображение, я не мог слишком осуждать Юпитера за его мнение касательно жука; но что касается того, что Легран был согласен с этим мнением, почему он его разделял, я никоим образом не мог бы этого сказать.

– Я послал за вами, – начал он каким-то высокоторжественным тоном, когда я кончил рассматривать жука. – Я послал за вами, чтобы спросить вашего совета и помощи для исполнения предначертаний Провидения и жука.

– Мой дорогой Легран, – воскликнул я, прерывая его, – вы, наверное, нездоровы и вам нужно было бы принять какие-нибудь меры. Ложитесь в постель, а я останусь с вами несколько дней, пока вы не поправитесь. У вас жар и…

– Пощупайте мой пульс, – сказал он.

Я пощупал его пульс и, по правде сказать, не нашел никакого признака жара.

– Но вы можете быть больны и без жара. Позвольте мне хоть раз подать вам настоятельный совет. Прежде всего лягте в постель. Затем…

– Вы ошибаетесь, – прервал он, – мне хорошо, насколько это может быть при том возбуждении, в каком я нахожусь. Если вы действительно желаете мне блага, то вы захотите облегчить это возбуждение.

– А как это сделать?

– Очень просто. Юпитер и я, мы отправляемся в некоторую экспедицию в холмы, на материк, и в этой экспедиции нам понадобится помощь такого лица, на которое мы можем вполне положиться. Вы единственный, кому мы доверяем. Удастся ли нам это, нет ли, но то возбуждение, которое вы видите во мне, во всяком случае утихнет.

– Я очень хочу служить вам во всем, – ответил я, – но можете ли вы сказать, имеет ли этот дьявольский жук какое-либо отношение к вашей экспедиции в холмы?

– Да, имеет.

– В таком случае, Легран, я не могу принять участия в столь нелепом предприятии.

– Мне жаль – очень жаль – так как нам придется предпринять это одним.

– Попытаться предпринять это одним! Человек этот поистине безумен! – но постойте! – сколько времени вы думаете отсутствовать?

– Вероятно, всю ночь. Мы выйдем сейчас же и возвратимся во всяком случае с восходом солнца.

– А можете ли вы обещать мне вашею честию, что, когда пройдет ваш каприз, и дело с жуком (Господи Боже мой!) будет улажено к вашему удовольствию, вы вернетесь домой и будете в точности следовать моим советам, как если бы я был вашим врачом?

– Да, я обещаю; а теперь идем, ибо нам нельзя терять времени.

С тяжелым сердцем я последовал за моим другом. Мы вышли около четырех часов – Легран, Юпитер, собака и я. Юпитер взял с собой косу и лопаты, которые он захотел непременно нести сам, как мне показалось, больше из боязни отдать один из этих инструментов своему господину, чем от избытка усердия или услужливости. Он был зол и упрям до крайности, и единственные слова, которые вырвались у него во время всей этой прогулки, были: «Этот проклятый жук!» Что касается меня, мне! были поручены два потайных фонаря, между тем как Легран удовольствовался скарабеем, который был привязан к концу бечевки; он крутил ее, размахивая ею взад и вперед, пока шел, с видом заклинателя. Когда я заметил этот последний признак безумия моего друга, я с трудом мог удержаться от слез. Я думал, что во всяком случае лучше потакать его капризу, по крайней мере теперь, или до тех пор, пока я не смогу принять какие-либо более энергичные меры с надеждой на успех. Между тем я старался, но совершенно напрасно, выпытать у него, какова цель нашей экскурсии. После того как ему удалось убедить меня сопровождать его, он, казалось, не хотел поддерживать разговора о чем-нибудь менее важном, и на все мои вопросы не удостаивал меня другим ответом, кроме как: «Мы это увидим!»

Мы пересекли на ялике бухту у крайнего выступа острова и, взобравшись на высоту противоположного берега материка, направились к северо-западу через местность страшно дикую и пустынную, где не видно было следов человеческой ноги. Легран шел очень решительно, останавливался изредка то тут, то там для того, чтобы сообразоваться с некоторыми, как казалось, его собственными вехами, поставленными им здесь раньше.

Мы шли так приблизительно около двух часов, и солнце как раз заходило, когда мы вошли в область еще более мрачную, чем та, какую мы когда-либо доселе видели. Это было что-то вроде плоскогорья, вблизи вершины почти недоступного холма, покрытого густым лесом сверху донизу; там и сям в беспорядке были рассеяны огромные глыбы, они лежали, по-видимому, непрочно, и нередко должны были бы упасть вниз в долину, если бы их не задерживали деревья, в которые они упирались. Глубокие овраги вились во всех направлениях и придавали этой картине характер еще более мрачной торжественности.