Золотой вулкан

В каютах число коек увеличено было до трех и четырех вместо обычных двух. Пространство между деками (палубами) представляло собой огромный дортуар[8] с целым рядом козел, между которыми были подвешены гамаки. Что касается палубы, то по ней трудно было даже двигаться. Бедняки, не получившие кают, которые стоят тридцать пять долларов, теснились здесь около бортовых сеток и люков. Здесь они ели и здесь же, на виду у всех, отправляли все свои хозяйственные службы и нужды.

Бену Раддлю удалось получить два места в одной из кормовых кают. Третье место в той же каюте было занято норвежцем по имени Ройет, обладателем прииска на Бонанце, одном из притоков Клондайка. Это был человек мирный и мягкий, отважный и осторожный в одно и то же время, как все вообще скандинавы, которые достигают успеха благодаря своему упорству. Как уроженец Христиании, он провел зиму в родном городе и возвращался теперь в Доусон. Малообщительный, он оказался, в общем, очень покладистым товарищем по путешествию.

Счастье обоих кузенов, что им не пришлось оказаться в одной каюте с техасцем Гунтером. Впрочем, если бы они даже хотели быть там, это им не удалось бы. С помощью золота Гунтер получил для себя и для своего товарища четырехместную каюту. Тщетно некоторые пассажиры просили этих грубых людей уступить им два свободных места. Все они получили резкий отказ.

Как видно, Гунтер и Малонтак звали спутника техасца — не были стеснены в деньгах. То, что они зарабатывали на своем прииске, они тратили самым безумным образом, пригоршнями бросая золото на игорные столы. Само собой разумеется, большую часть времени они проводили в игорном зале «Футбола».

Выйдя из порта Ванкувер в шесть часов утра, «Футбол» двинулся по каналу к северной его части. Отсюда ему оставалось только, держась недалеко от американского берега, большей частью под прикрытием островов Королевы Шарлотты и Принца Уэльского, подняться до места назначения.

В течение этих шести дней плавания кормовые пассажиры не могли покидать юта.[9] Гулять по палубе было невозможно, так как она была вся завалена и заставлена перегородками, в которых везли животных — быков, лошадей, ослов и оленей. Кроме того, по всей палубе бродили воющие собаки и группы подавленных нищетой эмигрантов и их жен, окруженных болезненными детьми. Эти ехали не для разработки за свой счет каких-либо приисков, а для того, чтобы наняться на службу синдикатов.

— Ты сам этого хотел, Бен, — сказал Сумми Ским в тот момент, когда пароход выходил из гавани. — Вот мы и на пути в Эльдорадо. Мы тоже сделались частицей этою общества искателей золота, которое едва ли принадлежит к числу лучших.

— Было бы странно, если бы это было иначе, мой дорогой Сумми, — ответил Бен Раддль. — Надо брать вещи такими, каковы они есть.

— Я предпочел бы вовсе не брать их, — возразил Сумми. — Да и, по правде говоря, Бен, мы совсем для этого не годимся. Что мы получили в наследство прииск — ну, это так! Но если бы даже он был усеян золотом, это вовсе не значит, что нам надо сделаться золотоискателями.

— Ну хорошо, хорошо… — ответил Бен Раддль, слегка пожимая плечами.

Это совсем не успокоило Сумми Скима, и он продолжал:

— Мы едем в Клондайк, чтобы продать прииск нашего дядюшки Жозиаса, не так ли? Но знаешь, при одной мысли, что мы заразимся инстинктами, страстями и нравами этой толпы авантюристов…

— Берегись, — сказал Бен Раддль, смеясь, — ты сделаешься проповедником, Сумми!

— А почему бы нет, Бен? Да, мне отвратительны эта жажда золота и это ужасное желание богатства, которые обрекают людей на такое жалкое существование. Это какая-то азартная игра. Это скачка с препятствиями из-за золотого самородка! Ах, когда я подумаю, что, вместо того чтобы плыть на этом пароходе в чудовищно далекий край, я мог бы быть в Монреале и готовиться к тому, чтобы приятно провести лето в «Зеленой Поляне»…

— Ты обещал мне, Сумми, что не станешь упрекать меня.

— Я кончил, Бен; это в последний раз. С этих пор я думаю лишь о том, как бы…

— …скорее прибыть в Доусон? — спросил не без иронии Бен Раддль.

— Как бы скорее вернуться, Бен, — откровенно ответил Сумми Ским.

Пока «Футбол» шел каналом, пассажиры не страдали от морской качки. Она едва чувствовалась. Но когда пароход миновал северную оконечность острова Ванкувер, он оказался в открытом море.

Погода стояла холодная, ветер дул резкий. Довольно крупные волны разбивались о колумбийский берег. Сильный дождь сменился снежной метелью. Можно представить себе, что должны были испытать палубные пассажиры, подверженные в большей части морской болезни. Страдали и животные. К свисту ветра присоединился такой концерт мычания, блеянья и ржания, о котором трудно было бы дать представление. Вдоль борта бегали и валялись собаки, которых невозможно было держать взаперти или на привязи. Некоторые из них сделались как бешеные, бросались на пассажиров. Боцману пришлось нескольких из них застрелить из револьвера.