Первоначально такие вещи (которые сейчас воспринимаются значительно легче) имели гораздо более глубокий религиозный смысл. Христианская цивилизация еще понимала, что карнавал относился к античному культу мертвых. Эти люди в масках, клоуны и коломбины, и все прочие, кого можно встретить на улицах, на самом деле являются духами. Мертвые возвращаются в такой форме, и вы их встречаете на полпути, надев их маску. Это действительно праздник, в котором иной мир, духи предков, возвращаются и вы соединяетесь с ними. Во внутренней части Швейцарии во время некоторых из этих карнавальных праздников, которые также проводятся до Рождества, люди в масках ударяют бичами поля и плодовые деревья в поле, что должно сделать их плодородными. Духи умерших предков обеспечивают плодородие скота, полей и женщин. Потому там существует мистический союз Иного мира и Мира здесь и сейчас. Mundus infernus patet, иной мир широк и открыт, и вокруг ходят духи в масках, и смех обладает поэтому странным вторым аспектом бытия, близким к ужасу мира духов и смерти. Здесь можно процитировать знаменитое высказывание Гераклита о таких праздниках в честь Диониса: «Если бы не для Аида, бога мертвых и подземного мира, пелись эти непристойные песни и устраивались эти праздники, это было бы отвратительно, но Аид и Дионис есть одно»[43].
Таким образом, мы касаемся здесь тайны Тени и abaissement du niveau mental: секса, в его чисто безличной, необусловленной сути — плодородие, тень, растворение и оплодотворение всего. Если мы поймем фестиваль бога Риса в таком смысле, мы поймем, что здесь мы затрагиваем весь процесс, представленный в этой книге, а именно, спуск в преисподней, и что бог Рис, смех, обладает очень опасным, обоюдоострым аспект. Например, в И-Цзин гексаграмма 58, Туй («веселый», или «радостный»), говорит, что «радостный близок к убийству и смерти». Радостный имеет отношение к металлу, смерти и осени.
У Апулея видно, насколько смех, чувство юмора, которым он, очевидно, обладает, является неоднозначной вещью. Он иногда использует его, как и многие другие, для того, чтобы держаться подальше от жизни. Это характерно для невротических личностей, которые, когда становятся вовлеченными, когда судьба приходит к ним в виде эмоциональной вовлеченности, быстро устраивают элегантную шутку, превращая её в нечто легкое и забавное, и выскакивают из вовлеченности наружу. У меня были анализируемые, которые не умели быть серьезными. Всякий раз, когда затрагивалось то, что могло бы вызвать в них трогательность или эмоциональность, они шутили, чтобы отгородиться от этого. Это форма смеха, которая используется как орудие убийства, чтобы убить жизнь. Это интеллектуальная уловка, способ притвориться старым: это осень жизни, а не молодость. Молодежь должна быть внутренне вовлеченной. Такое ироническое отношение показывает, что человек дистанцируется в самый неподходящий момент, и это совершенно невротическое поведение. Противоположность этому — освобождение смеха. Шопенгауэр даже сказал, что чувство юмора — это единственное божественное качество в человеке. Юнг всегда говорил, что если пациент с пограничным состоянием обладал чувством юмора, шанс на выздоровление был на девяносто процентов выше.
Еще одна проблема для нормальной личности заключается в том, что, когда затронуты более глубокие слои бессознательного, или если пытаешься вызвать их в активном воображении, бессознательное стремится к отображению их в эмоционально-патетическом стиле, который современному человеку сложно вынести. Он воспринимается театрально, по-ребячески и напыщенно.
Долгое время у меня не получалось активное воображение, потому что образ, появлявшийся из бессознательного, говорил «Внемли!» или что-то в этом роде, и я просто отключалась. Юнг говорил, что у него такие же проблемы, потому что очень трудно записать то, что кажется обилием мелодраматичного, эмоционального материала. Но таков стиль бессознательного, хотя он и шокирует эстетические и литературные чувства. Войти в него и принимать его всерьез, сказав: «Ну, в конце концов, я не собираюсь публиковать этот материал, и если моя душа говорит на этом языке, я буду записывать и смотреть на него объективно» — это тест на смелость.
То, что здесь включается — это психическое отношение к примитивному карнавальному празднику, и ситуация плоха, поскольку она оказывает явно негативное влияние на сознание Луция. Большой обман и коллективная шутка, которую играют с ним, уничтожают его полностью, и вводят его в состояние чувства неполноценности, в слезы и полное отчаяние, так что abaissement du niveau mental и распад прежнего сознательного отношения даже ускоряются.
Он теряет последнюю каплю снобизма, или чувства собственного достоинства, и уменьшается до абсолютно беспомощного состояния. Но, если смотреть с стороны, мы видим, что он начинает прикасаться к более человеческому уровню своей личности.