“Золотой осел" Апулея. Архетип трансформации

Осирис — это божественный сын, муж и брат Исиды, потому новое посвящение означает, что теперь Луций стал божественным мужем и сыном великой богини-матери. Прежде он был негативно одержим богом puer aeternus, но теперь развитие достигло цели, так что он осознает себя богом, вечным сыном Великой Матери. Божественный аспект индивидуума здесь осознает в символической форме. Луций осознает внутреннюю божественную сущность[176]. Юнг называет это осознанием Самости. Символизм в культе Исиды означает осознание анимы, но теперь наступает время для осознания Самости, божественной внутренней природы. Ценность опыта, благодаря которому он установил положительные отношения с богиней, теперь видна в жизни. После третьего посвящения Луций осознает себя богом, а также слугой божественного начала; он и то, и другое, хозяин и слуга.

Уже упоминалось, что в христианстве есть аналогия с мифом Осириса в цикле легенд о Священном Граале[177]. После смерти на кресте Христос был погребен в гробнице, закрытой камнем. Когда женщины пришли помазать тело, ангел сказал им, что Христа здесь нет, он воскрес. Согласно легенде второго или третьего века, Иосиф Аримафейский в видении узнал о воскрешении Христа, который дал ему сосуд, наполненный кровью, и сказал, что избрал его, Иосифа, чтобы тот передавал тайную традицию и культ его погребения. Здесь, как и в культе Осириса, символ мертвого бога — это сосуд, в котором содержится его кровь, так сказать, жизненная субстанция. Позже легенда изменилась, и считалось, что сосуд был утрачен, пересек море и застрял в фиговом дереве в Марселе, где был обнаружен и перенесен в монастырь Фекан. Так Священный Грааль попал во Францию.

Здесь снова появляется аналогия с мифом об Осирисе, в том, что сосуд содержит божественную сущность. Это архетипический мотив воскресшего бога, который после краткой человеческой жизни оказывается убит, а потом продолжает жить в форме душевной субстанции, сохранившейся в сосуде, из которого невидимо исходит его дух. Согласно легенде, иногда из священного сосуда слышался голос, помогавший рыцарям. Можно задаться вопросом, зачем нужна была такая реликвия, чтобы исполнить предписания христианской веры? Если рассмотреть историю религий, мы увидим, что во многих религиях были фазы, во время которых религиозные символы, изначально переживаемые индивидуально, переходили в организации и коллективно признанные ритуалы и литании. Сам Христос изначально переживался как Богочеловек малым кругом апостолов. Святой Павел пережил столкновение с ним в видении[178]. Своим быстрым распространением христианство во многом обязано снам и видениями отдельных индивидуумов. Описания жизней монахов, мучеников и святых повествуют, например, о фигуре, облеченной в свет, с венком из роз на голове или огромного роста пастухе. Такие сны часто не уточняют, что речь идет о Христе, но всякая мужская божественная фигура немедленно толковалась именно так, и для мужчин она стала носителем видений Самости, а для женщин позитивным анимусом[179].

Так Христос оставался живым архетипом, с которым многие люди были связаны посредством личного внутреннего опыта. Христос для них был божеством, с которым можно соприкоснуться на опыте, тем, кто жил среди них, действовал в сердце сообщества и влиял на жизни. Позже живой символ угас, потерял эмоциональное качество и нуминозность, и это привело к тому, что все больше людей знали только от бабушек, что был такой бог, но сами уже не имели с ним никаких отношений. Они молились как раньше, потому что были научены молитве, но уже не говорили о личном религиозном опыте. Вот почему Ницше в критический момент своей жизни сказал: «Бог мертв». Однако, он не мертв, только жизнь его стала невидимой, вернулась в лоно, из которого он родился, в бессознательную архетипическую изначальную форме; в этом состоянии он стал богом, обитающем в сосуде.