Жаворонок напомнил Аркадию Ворожцову забавную историю далеких детских лет. Как-то весной, сидя с самодельной удочкой на изогнутой почти до воды березе, он заметил на берегу одинокого дикого гуся. Распустив веером крыло, птица лежала на кромке берега, пряча голову в густой траве. «Наверное, заболел и отстал от своих? Или кто-нибудь подстрелил его?» — подумал парень и решил поймать гуся. Тот от испуга вскочил, торопливо заковылял вдоль берега и снова лег на бок.
Аркадий схватил гуся и внимательно осмотрел его. Из правого крыла сочилась кровь, густо покрасившая весь бок.
Гусь прожил у Аркадия Ворожцова более месяца, привык к нему, выздоровел. А когда стал досаждать своей шкодливостью, мать приказала:
— Зарежь неслуха. С ним нет никакого порядка в избе.
Аркадий взял топор, схватил гуся и вышел во двор. Стало жалко беззащитную птицу. Парень выпустил ее, и гусь, взмахнув крыльями, улетел.
Мать поворчала, поворчала и смирилась...
В это время из репродуктора, висящего на березе, донесся голос дежурного:
— Лейтенант Ворожцов, к командиру полка!
Высокий и статный офицер быстро вскочил, отряхнулся, привычно поправил пилотку, подтянул ремень, одернул гимнастерку, плотно облегавшую широкие покатые плечи, и уже на ходу скомандовал:
— Готовьтесь, товарищи, к очередному вылету.
На подмосковном аэродроме ни на минуту не прекращалась боевая работа. Экипажи дежурили круглосуточно. Одни отдыхали, другие несли фронтовую вахту.
Командир полка, начинающий полнеть майор, пожал руку Ворожцову и пригласил к столу. Перед ним лежала огромная карта, испещренная красными и черными треугольниками, стрелами, кружками.
— Нам стало известно о новых перегруппировках немцев, — сообщил майор. — Есть сведения, что из района Ярцево в сторону Вязьмы стягиваются танковые, артиллерийские и минометные части. Из Вязьмы они направляются на Ржев. Командир дивизии приказал сделать разведку и тщательно сфотографировать дорогу между Вязьмой и Ржевом. Вы меня понимаете?
— Понимаю, товарищ майор.
— Тогда готовьтесь к вылету.
Самолет «ПЕ-2» взмыл с аэродрома, находившегося в Кубинке, и взял курс строго на запад, за линию фронта. На подступах к Вязьме он повернул на север и полетел вдоль дороги. По ней, поднимая густую пыль, длинными колоннами двигались танки, автомашины, орудия на прицепах.
Не обращая внимания на густо расставленные зенитные установки, на частые разрывы снарядов, экипаж Аркадия Ворожцова летел по заданному курсу. Авиационные фотоаппараты подробно фиксировали все, что происходило внизу.
Неподалеку от Ржева Аркадий Ворожцов услышал голос стрелка-радиста:
— Товарищ командир, вас атакуют «мессершмитты»!
— Спокойно, Гена, — ответил Ворожцов. — Пусть подойдут поближе.
Когда первая машина приблизилась на «дозволенное» командиром расстояние, Геннадий Трахимец полоснул по нему из пулеметов. Пули насмерть сразили немецкого летчика, самолет расслабленно клюнул и пошел книзу.
— Чисто сработано! — обрадовался штурман Максимов и захлопал в ладоши.
Два «мессершмитта», сделав новый разворот, продолжили атаку. Один из них, зайдя в хвост нашему разведчику, пустил длинную очередь.
Стрелка-радиста ранило в голову.
— Товарищ лейтенант, все, как видно... — успел сказать Трахимец и, обливаясь кровью, потерял сознание.
— Крепитесь, товарищи, будем отходить, — ответил командир экипажа.
Он начал маневрировать: то резко взмывал кверху, то стремительно нырял вниз. Но грузные и в то же время маневренные «мессершмитты» не отставали. Они снова настигали самолет Аркадия Ворожцова. С ближней машины ударила пушка и повредила левый двигатель. Он тут же заглох.
— Тварь фашистская! — рассвирепел командир экипажа.
Он повел самолет к своему переднему краю. Работая на одном двигателе, машина стала неотвратимо уклоняться влево и в то же время снижаться. Вблизи деревни, северо-западнее города Ржева, разведчики приземлились.
Отполыхавшее за день солнце клонилось к закату. Кругом стояла тишина.
Аркадий Ворожцов выглянул из кабины, осмотрелся и не обнаружил ничего подозрительного. Вдвоем с Максимовым они вынесли из машины раненого Трахимца.
Но что это? Вечерний воздух разорвали гулкие выстрелы. Над головами авиаторов звенели пули.
— Немцы, — прошептал Максимов, озираясь по сторонам. — Это стреляют не из наших автоматов.
Выстрелы повторились.
Штурман торопливо снял бортовой пулемет — он может пригодиться в любое время. Аркадий Ворожцов с Геннадием Трахимцем на спине, а Иван Максимов с пулеметом отползли в низкорослый травянистый ольховник.
Чтобы самолет не достался врагам, запустили в него пулеметную очередь. Вспыхнуло густое оранжевое пламя. Дым широкой пеленой пополз над поляной.
Немцы, продолжая стрелять из автоматов, полукольцом подползли к ольховнику.
— В плен не сдаваться! — приказал Ворожцов. — Надо спасти Геннадия. Ты, Ваня, прикрой нас огнем. Мы поползем.
Иван Максимов, установив пулемет за березовым пеньком, начал прикрывать отход друзей. Ворожцов узнавал выстрелы штурмана по «голосу» своего пулемета.