Читаем Золотое руно полностью

Однажды Эйно принес ему щенка, и это скрасило жизнь Ивана. Он зажил веселей и вновь стал ждать ответа. Он уже меньше жалел украденные Шалиным деньги, не огорчался, что придется ехать домой без подарков, теперь у него была одна мысль: как-нибудь пробраться домой, на родину. И все ему казалось, что вот-вот придет вызов, и тогда все он бросит, все как есть — и бочки, и корзины, и наготовленные не на один год дрова, и грибы, и картошку под полом, даже инструмент — и в чем есть направится в родные края. Он верил, что родная земля примет его и в обносках.

Как-то в начале апреля, поутру, Иван вышел из избы попытать счастья на подледном лове.

Стоял легкий утренник. Снег на озере, подтаявший днем, за ночь прихватило коркой, и он шуршал под ногами ядреным настом. Иван сделал несколько шагов и остановился.

На горе, где-то совсем близко, пели тетерева. Их токовиная песня, чуть задумчивая и чистая, как бульканье родника, разносилась по сосновому лесу, и хотя это пение, и прозрачный, глубокий лес с его прямыми соснами, и эта широкая заря, от которой нежно розовел снег, и бодрящая утренняя свежесть были Ивану не в новинку, он все же остановился, поднял у шапки уши и прислушался.

— Слышь, Мазай, тетерев поет! — сказал он насторожившейся собаке и невпопад добавил, кривя рот. — А ответа все нет, видать, уж здесь умирать нам, вместе…

Собака закрутилась, беспокойно завиляла хвостов, зовя хозяина в лес, но, видя, что тот не двигается, насторожилась и замерла, навострив уши. Иван еще постоял немного, опираясь на пешню, послушал, потом вздохнул, будто всхлипнул, и с грустью добавил:

— Пое-ет. Весна, брат, идет. Весна…

3

«…Перво-наперво — пусть покрепче заснет», — повторил про себя Иван, остановившись под полатями.

Он вспомнил все, что вытерпел от Шалина за долгие годы, и крепко сжал топорище.

Холод от топора проходил через рубаху. Ему показалось, что он слышит глубокое и ровное дыхание Шалина. Иван, не помнил, сколько времени он стоит в этом напряженном оцепенении, только чувствовал, будто солью жжет его уставшую руку с топором.

— Ну, чего же? Давай! — Голос с полатей прозвучал бодро и обиженно.

Иван вздрогнул.

— Давай руби! Не бойся: я без оружия… Ну?.. Что же ты тянешь!.. Ну!..

Ивану вдруг показалось, что нет никакой ночи, что стены избы раздвинулись и он, Иван Обручев, никого не убивавший даже на войне, стоит с топором у головы безоружного в ярком свете дня, а откуда-то взявшиеся люди в молчаливом презрении смотрят на него.

— Ну, Иван? Вот моя голова, потрогай сперва… — Голос оборвался, как на икоте, и Ивану показалось, что Шалин плачет.

Старый будильник громыхал на столе, как железная банка с гвоздями. Собака опять лежала на лавке и лязгала зубами, слюнявя и растирая блох. Все было по-прежнему, только гудело в голове да и по всему телу растекалась какая-то непонятная слабость.

Иван приотворил дверь и выбросил топор в коридорчик. Потом неверным шагом пересек избу по скрипучим половицам. В лунной полосе света полыхнули подштанники, и он тихо, виновато лег на постель.

Будильник монотонно долбил тишину. Ни один не шевелился, но каждый знал, что другой не спит.

Первым заговорил Шалин.

— Та-ак, Иван… За что же это ты меня, хотел, а? За то, что девять лет назад деньги у тебя взял да пока не вернул? — Голос Шалина дрожал, словно его трясла лихорадка. — За то, что я опять к тебе приехал в твое болото и хочу вытащить тебя отсюда?

— Никуды я не поеду! — ответил Иван и лег наконец удобнее.

— Не веришь?

Иван молчал.

— Ну, не верь. А я ведь пришел сюда как за искуплением. Думал, оправдаюсь перед тобой за все плохое. Думал, подадимся мы с тобой вместе отсюда…

— Никуды я не поеду, и весь сказ! Нашему брату где ни летать — все дерьмо клевать. Везде надо горб ломать — тогда и жить будет. А ветродуям нигде не место, не местище. Вот вам мой последний сказ, Андрей Варфоломеич!

— Та-ак… Это я, значит, ветродуй. Э-эх, Иван! А ты знаешь, какое у меня дело было! Я ведь шхуну-то тогда купил.

— Знамо дело!..

— У меня, брат, такое дело развернулось — я те дам! Деньги пошли. Я уж хотел тебе выслать, а потом, думаю, сам привезу. Тут еще надо было в одном месте рассчитаться…

— С железнодорожником?

— Да, — ответил, помолчав, Шалин. — И с железнодорожником. Не хотелось, понимаешь, с камнем на душе жить, когда жизнь так красиво пошла.

— С камнем не житье, знамо дело, — смягчился Иван.

— У меня команда была — несколько парней. Сам-то я в море не ходил: хозяином стал, да и на берегу работки хватало, поскольку мои ребята в море контрабандой обменивались.

— Чем торга-то шли? — решил спросить Иван, еще на флоте наслышанный о контрабанде.

— Меха, итальянский ратин, золотишко и еще кое-что… Так что я, брат, не ветродуй. Я хотел к тебе не на лыжах темной ночью приехать, а в ясный божий день на своей машине с лихим шофером.

— Так и приезжал бы, как добры люди! — уколол Иван и не удержался, добавил поговорочку. — К кому с моря на кораблях, а ко мне все на корыте!

Перейти на страницу:

Похожие книги