Золотое пепелище

– Почему ж сразу убил? Помог. Дурачок этот тоже перепугался: он на мокрое-то не подписывался, но уж запугал его Перышкин или заинтересовал – тут я не скажу. Он должен был улететь к Олежке в Ялту, но я его перехватил. Конечно, он всполошился, меня увидев. Успокоил, битый час водил по бульварам, по набережным. Вот мол, Рома, тебе билет в теплые края, беги, родной. Записку составь, что самоубился, а я, так и быть, подкину ее сыщикам. Избавлю тебя от прошлой жизни, на тебя зла не держу, ты тоже человек пострадавший. Ох он расчувствовался, аж руки целовать лез. Написал, дурачок, ну а там уже дело техники. Под коленки, аккуратно – он и не пикнул, только пузыри пошли.

– Почему не забрали драгоценности? Не знали, где они?

– Знал. Он их оставил специально, чтобы не искали его.

– Так почему ж…

– Вы меня совсем за идиота ссученного держите? Мне чужое ни к чему. А свое я и так получил, стоило лишь слово сказать…

Зашипела, оборвавшись, пленка.

Генка, непривычно серьезный, завершил:

– В общем, тайна великая, о чем они договаривались, о чем нет. В любом случае факты таковы: женщин убили, спустили трупы в подвал и подожгли, сымитировав короткое замыкание. И решили не делиться с заказчиком, а просто по-тихому свалить.

– Кто конкретно убил? – резче, чем нужно, спросил Чередников.

– Лично я уверен, что Перышкин. Но и Козырева оправдывать не собираюсь, поделом ему.

Саша, кивнув, завалился на спину.

Прекрасная подмосковная ночь, лиловая, бархатная, тяжелым занавесом наползала в воды на остров. Какая-то мелкая, мягкокрылая ночная пичужка на бреющем полете чуть не нырнула в костер, но вовремя шарахнулась в сторону. Чередников, поднявшись на локте, смотрел на то, как за лесом поднимает клубами мрак.

– Вот, Шурик, – Генка, завалившись, рассматривал посиневшее небо, звездочки на котором дружелюбно поблескивали, – так и выходит, что прав ты был по всем статьям. Возвращайся. Теперь все по-другому будет. Все будут рады.

– Кто?

– Дементьев. И Лапин. И я. Саша, я буду рад.

Чередников, вздохнув, подцепил согнутой рукой гомановскую шею, ткнулся лбом в его лоб.

– Пойдем спать, Гена. Там видно будет.