- Слишком уж все легко получается, - мрачно проворчал Хопкинс, - но ничего другого нам, похоже, не остается. Давайте попробуем.
Так началась великая предвыборная борьба мелодий. Во всех куполообразных постройках Марса, от Олимпии до Долины Морей и дальше, в районах кратеров, с одной стороны звучало «Нет, нет, тысячу раз нет.», а с другой - «Allons, enfants de la Patrie.»
Энергичный ритм боевой песни имел несомненный успех. Он заглушал робкую песенку отказа, и Хопкинс был вынужден признать, что положительный результат голосования, который еще недавно был абсолютно нереален, обрел пусть крохотный, но шанс.
- Проблема заключается в том, - произнес Хопкинс, - что наша песня ни к чему не призывает. Их песня, какой бы дурацкой она ни была, по крайней мере утверждает отказ «Нет. нет. нет!» А у нас просто мелодия. Да, она запоминается, ну и что? Кто из колонистов знает, что такое «La jour de gloire»?
Девере улыбнулся и сказал:
- Давайте подождем голосования. Мы ведь так решили?
Наконец наступил решающий день.
К концу дня голосования Хопкинс почти утратил дар речи. Результат уверенно приближался к девяноста процентам в пользу «да». Сомнений в исходе выборов уже не оставалось.
Колонисты Марса проголосовали за то, чтобы их планета использовалась для экспериментов, благодаря которым люди рано или поздно полетят к звездам.
Наконец Хопкинс произнес:
- Что произошло? В чем причина нашего успеха?
- В мелодии, - Девере расплылся в улыбке. - Я все просчитал, но не хотел говорить, так как боялся, что информация попадет к нашим неприятелям. Не подумайте, что я не доверяю кому-либо из присутствующих, но я действительно допускал, что нашим противникам удастся нейтрализовать старую боевую песню.
- Объясни, наконец, в чем ее секрет? - спросил Хопкинс.
- Она несла в себе потайной смысл. Колонисты забыли французский язык и не поняли значения слов, но они наверняка знали название этой боевой песни. Оно звучало в их сознании каждый раз, когда они слышали или сами напевали мелодию.
- Ну и что?
- А то, - улыбнулся Девере, - что название песни звучит как «Марс сказал да!»
Фегхут и суд
Планета Локмания, на которой обитали разумные существа, напоминающие по виду крупных вомбатов, приняла американское законодательство, и Конфедерация Земли получила Фердинанду Фегхуту изучить ситуацию на месте.
Фегхут с любопытством наблюдал, как в зал суда ввели семейную пару, обвиняемую в нарушении общественного порядка. На религиозной церемонии, в ходе которой прихожанам полагалось в течении двадцати минут хранить молчание и сосредоточиться на своих пороках, представляя, как они растворяются и исчезают, женщина неожиданно поднялась с корточек и о чем-то заговорила. Один из присутствующих сделал ей замечание, и муж этой женщины изо всех сил его толкнул.
Судьи торжественно выслушали суть дела, оштрафовали женщину на один серебряный доллар, а мужчину - на золотую монету достоинством в двадцать долларов.
Следом за ними в помещение суда ввели семнадцать мужчин и женщин. Это были зачинщики беспорядков, в ходе которых толпа разнесла супермаркет, протестуя против низкого качества мяса. Восьмерым служащим супермаркета были нанесены различной степени тяжести синяки и порезы.
Судьи вновь торжественно выслушали суть дела и приговорили семнадцать человек к наказанию неряшливым видом: два дня не бриться.
Впоследствии Фегхут сказал, обращаясь к представитель суда:
― Я согласен с тем, как вы поступили в отношении мужчины и женщины, которые нарушили общественный порядок.
― Это простое дело, ― сказал судья. ― У нас действует законодательный принцип: слово ― серебро, толкание ― золото.
― В таком случае, ― удивился Фегхут, ― почему вы обошлись так легко с участниками беспорядков, совершившими куда более серьезное правонарушение?
― О, здесь мы руководствовались другим принципом, ― сказал судья. ― За одного битого двух небритых дают.
Отказонеустойчивый
Я, Абрам Иванов, наконец приобрел себе домашний компьютер; текстовый процессор, если совсем точно. Я оттягивал это событие сколько хватало сил. Я искал веские аргументы. До сих пор я прекрасно обходился пишущей машинкой, что не помешало мне стать самым плодовитым автором в Америке. В прошлом году я опубликовал более тридцати книг. Среди них были небольшие детские книжки. Были антологии. Но были также и романы, сборники рассказов, эссе и публицистика. Стесняться мне нечего.
Зачем тогда, спросите, мне нужен текстовый процессор? Быстрее я все равно работать не могу. Но есть, знаете, такое понятие, как аккуратность. Печатать на машинке означает вносить бесконечные правки чернильной ручкой, чего, надо сказать, уже давно никто не делает. Я не хочу, чтобы моя рукопись выглядела как белая ворона. Не хочу, чтобы редакторы рассматривали мою работу как второсортную только потому, что на ней сохранились следы правки.