Она никак не могла поверить. Отказывалась признать… Но только текст неумолимо свидетельствовал: те люди, которых она всегда считала своими родителями, которых любила и на которых иногда злилась, ей, оказывается, не родные… Они – УДОЧЕРИТЕЛИ. Какое корявое, противное слово!
Но почему же мама тогда рассказывала ей много раз – как стояла, уже сильно беременная, в очереди за бананами (тогда они еще дефицитом были). А папа побежал в соседний магазин, где, по слухам, выбросили (то есть неожиданно пустили в продажу) шоколадные конфеты. И у мамы вдруг сильно заболела спина, но она все равно не бросила своей очереди, потому что обидно отстоять целый час и уйти ни с чем. Только и попросила, чтоб ее запомнили, а сама отошла в скверик, присела на лавочку. Там ее папа и застал и сразу все понял, засуетился, начал ловить такси. Но мама ему не разрешила. Твердо сказала, что без бананов она никуда не поедет. И, опираясь на папину руку, вернулась в очередь, которая, к счастью, уже почти подошла.
Так и приехали в роддом – без документов, без халатика, зато с двумя килограммами фруктов… А уже к вечеру у них родилась долгожданная дочь.
Но на самом деле получается, все это было враньем?! И на свет она появилась вовсе не в преддверии весны, а еще осенью, в ноябре. И не в столичном роддоме, а где-то в Сочи?
Мария отбросила документ. Жадно перешла к следующему.
Этот, в отличие от первого, был напечатан на гербовой бумаге и выглядел почти так же, как ее свидетельство о рождении – хранившееся вместе с прочими официальными документами в шкатулке на верхней полке серванта.
Но у нее, оказывается, и еще один документ имелся. СВИДЕТЕЛЬСТВО ОБ УДОЧЕРЕНИИ.
И написано в нем было:
Маша вдруг вспомнила: как-то, еще в прошлом году, она свое свидетельство о рождении разглядывала – настоящее. И обратила внимание, что выдан документ только в середине апреля, хотя она родилась в феврале. Еще спросила тогда у родителей: почему так долго не получали?
А они, улыбаясь, ей рассказали, что никак не могли выбрать достойного имени для своей красавицы-дочери. Чуть не тысячу вариантов перебрали, пока подходящее нашли. И их потом в загсе даже оштрафовать пытались – потому что по закону новорожденному положено в течение месяца документ оформить. Но папа показал регистраторше Машину фотографию, и та сменила гнев на милость. Согласилась, что такой красотке подобрать хорошее имя действительно непросто…
Но, получается, они тут тоже наврали.
И как после всего этого любить людей, которые на самом деле ей – никто? Как продолжать им верить?..
Маша наконец выключила злосчастный суп – бульон давно выкипел, на дне остались подгоревшие рис с картошкой. Кастрюля тоже выглядела ужасно – вся почернела от копоти. В другой день девочка бы расстроилась, потому что мама всегда ругала ее за «безрукость», но сегодня ей было совершенно наплевать. Больше того: очень хотелось разнести к чертям весь любимый мамин уют. Все эти тщательно отполированные бокалы и хрустальные салатницы в горке, безупречный порядок мисочек и кастрюль, стройные ряды тарелок на сушке. Весь гармоничный, ладный, мещанский мирок, который оказался фальшивым до самого донышка.
Но Маша все же не стала ничего крушить. Просто поставила в раковину безнадежно обугленную кастрюльку. Бросила злосчастную папку на столе. Оделась. И ушла. Брела по знакомым улицам и вспоминала, вспоминала…
Вот детская площадка, совсем рядом с домом. Горка, качели, еще и шведская стенка, и турник. Мама рассказывала, что приходила сюда вскоре после родов. Ставила коляску под березой. И, пока ее кроха-дочь спала, пыталась подтягиваться, делать «уголок». Восстанавливала форму… Но она, получается, никогда не рожала. И восстанавливать ей было нечего. Зачем, зачем мама придумывала все это?!
И к чему были постоянные разговоры, что глаза у Машеньки абсолютно мамины и нос тоже ее, красивый и прямой, а вот пухленькие губки достались от папы. А русые волосы – от бабушки по папиной линии. А упрямство – от деда…
Ничего этого в реальности не было! И она даже не знает, как выглядят ее настоящие мать и отец! И кто они. И почему бросили ее, едва она родилась…