Золотая дева

– Я понимаю ваши чувства, – пробормотала Евгения Юрьевна. – И очень бы хотела вам помочь… Я приложу все силы, чтоб выполнить вашу просьбу… Но беда в том, что я пока не знаю, как это сделать, – она виновато взглянула на изгнанную супругу. – Видите ли, я и сама сейчас не могу связаться с Марией. Ее мобильный действительно выключен, к городскому она не подходит. И ее вряд ли подзовут – видно, таково указание вашего мужа…

Увидела, что заказчица готова разразиться очередной гневной тирадой, и поспешно продолжила:

– Но я придумаю, обязательно что-нибудь придумаю. Я ведь тоже женщина и тоже мать и вижу, насколько несправедливо с вами обошлись… Может быть, – Позднякова на секунду задумалась, – имеет смысл мне самой съездить в ваш дом? Думаю, меня туда пустят. А я бы могла сказать Маше, чтобы она вам позвонила…

Кривцова, кажется, оценила ее рвение – суровый взгляд немного смягчился. И она горько произнесла:

– Полагаю, Мария уже получила по этому поводу строжайшие указания.

– Боюсь, что вы правы, – печально вздохнула Евгения Юрьевна. – Но в таком случае… возможно, вы поручите мне что-то передать Маше от вашего имени? Что-то на словах? Обещаю вам: я сделаю это при первой же возможности!

Кривцова пробормотала:

– Только Макар ее уже наверняка так накрутил…

– Не скажите, – возразила Евгения Юрьевна. – Мария – девочка умненькая, Насте не чета. У нее своя голова на плечах.

– Но против Макара она пойти все равно не решится, – покачала головой несчастная женщина. И вдруг выдохнула: – Я никогда не думала, что это случится со мной. Я так хотела ребенка, так старалась! И сколько лет ничего не выходило… А теперь Лизу у меня отбирают.

Евгения Юрьевна смотрела на нее во все глаза: прежде-то она считала Кривцову ледышкой из ледышек. А та, оказывается, на материнские чувства способна. Или просто прикидывается, чтобы разжалобить?

Елена Анатольевна неожиданно открыла сумочку. Извлекла из нее игрушку – на удивление дешевенькую, плохонького пушистого котенка, явно китайского производства. И еще конверт. Протянула все своей собеседнице. И почти просительно произнесла:

– Вы можете хотя бы устроить, чтобы эти вещи попали в руки Лизе?..

– А что в конверте? – осторожно поинтересовалась хозяйка агентства.

– Прочитайте. Он не заклеен, – усмехнулась Кривцова.

Евгения Юрьевна извлекла сложенный вчетверо лист бумаги и изумленно уставилась в набранный крупным шрифтом текст:

– НАС БЫЛО ДВОЕ: ТОШКА И ТИШКА. МЫ БЫЛИ БРАТЬЯ И ОЧЕНЬ ЛЮБИЛИ БЕЛУЮ КОШЕЧКУ, НАШУ МАМУ. ТОЛЬКО ТИШКА ВСЕГДА БЫЛ ПОСЛУШНЫМ КОТЕНКОМ, А Я СВОЮ МАМУ НЕ СЛУШАЛСЯ И ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ ПОБЕЖАЛ ЗА БОЛЬШОЙ СЕРОЙ МЫШКОЙ И ПОТЕРЯЛСЯ…

– Что это? – пробормотала Евгения Юрьевна.

– Сказка, – печально вздохнула Кривцова. – Я написала ее для своей дочки. Долго придумывала ее, переделывала… И хотела прочитать Лизе как раз в тот вечер, когда… когда меня не пустили в мой собственный дом.

Директриса сочувственно взглянула на нее. Поди ж ты: абсолютно железная, бессердечная леди, а, оказывается, сказки пишет. И, похоже, действительно переживает. Непонятно только – из-за того, что с дочкой не может видеться, или просто потому, что ее саму унизили. Из дома выгнали. Словно нашкодившего Тошку или Тишку.

– Хорошо, – твердо произнесла Евгения Юрьевна. – И котенка, и сказку я Лизе обязательно передам. Не знаю, как и когда, но в самое ближайшее время. Обещаю вам.

«Кривцов, если узнает, тоже, конечно, взбесится. Но только и я не зверь – отказать его жене даже в такой мелочи…»

И Евгения Юрьевна добавила:

– Елена Анатольевна, я еще раз приношу вам свои искренние извинения. И, пожалуйста, знайте: я на вашей стороне. Забери у меня кто-нибудь единственного сына – я бы боролась до конца. Потому и вам помогать готова. Так что если понадобится, допустим, выступить на суде, я не возражаю.

«На самом деле не рискну, конечно. Но пусть она надеется. Пусть лучше считает меня другом…»

Хотя и в роли врага, поняла Евгения Юрьевна, Кривцова не так уж страшна. Да, она гневается, да, кричит, но при этом явно не знает, что ей предпринять. И выглядит как униженная, осиротевшая, стремительно постаревшая женщина. Несмотря на весь свой статус и все миллионы.

* * *

После полдника, как и положено по режиму, Мария попыталась вытащить свою подопечную на прогулку. Но девчонка заупрямилась. Хихикает, приводит аргумент за аргументом: и сырость на улице, и темень, и холод. А также привидения и вирусы.

– Вирусы-то здесь при чем? Они на воздухе, наоборот, мрут, – попыталась отстоять свою позицию няня.

Но Лиза, хитрюга, парировала:

– Мрут у здорового человека! А педиатр говорит, что у меня иммунитет ослаблен!

– Скажи уж просто – не хочется тебе, – вздохнула Мария. – И одеваться лень.

– Ну, Машенька, ну, пожалуйста! – принялась ластиться девочка. – Давай ты меня лучше читать поучишь!

Можно было, конечно, настоять на своем, но наука педагогика учит: иногда детям нужно уступать. Тем более что Машу и саму на улицу не тянуло. Охота была: солнца нет, капли с мокрых деревьев сыплются за шиворот!