Золотая баба

- Все, все, родная, скоро домой все поедем.

- Я знаю... - Мать подняла на него глаза. На лице ее была скорбь.

- Ч-чего знаешь? - недоверчиво спросил Иван.

- Карла Иваныч уж распорядился, чтоб семью нашу от работ освободили. Днями обещался бумагу дать...

Молодой человек пораженно смотрел на мать, не в силах произнести ни слова. Наконец пробормотал:

- Значит... значит...

- Ради тебя она, ради тебя... - со слезами в голосе говорила мать, обняв Ивана.

- Кто она? - все еще недоумевал он.

Женщина еле слышно прошептала:

- Аннушка...

Управитель уже садился в свою бричку после осмотра доменного цеха, когда на усыпанную шлаком площадку влетел всадник. Подняв облако пыли, он остановился возле экипажа. Брови Фогеля полезли вверх.

- Ты?! - Он обеспокоенно оглянулся, словно боялся, что кто-то может подслушать.

Увидев Тихона с уставщиками, скривился и негромко сказал:

- Поедем отсюда. - И тронул лошадей. Иван пристроился рядом.

Поднялись на плотину.

- Ну и?.. - Немец избегал прямого вопроса о Золотой Бабе.

- Ну и добыл я статуй - уворовал с капища их поганского.

Фогель выронил из рук вожжи.

- Золото?!

- А что же еще? С места кое-как сдвинешь. Тяжеленный болван вот-вот, гляди, в землю уйдет.

- А велика ли? - Губы управителя побелели, он не замечал, что лошади давно встали посреди плотины.

- С ребятенка десятилетнего будет...

- Так где же она? - нетерпеливо сказал Фогель.

- Как уговорились - в лесу схоронил в приметном месте.

- Тогда...

- Не знаю только, господин управитель, придется ли ехать за ней. Иван запнулся. Потом сказал через силу, глядя мимо Фогеля: - У тебя, я слышал, с моей невестой другой уговор вышел. Ежели-де пойдет замуж...

- Молчать! - досадливо крикнул управитель и испуганно оглянулся.

- А чего мне? - как можно беспечнее отозвался Иван. - Я от людей не таю ничего.

Лицо немца как-то сразу посерело. Казалось, он стал меньше, вдавившись в кожаные подушки сиденья. И только напряженный блеск глаз свидетельствовал о том, что творится в его душе.

- Откажись от Анютки, господин управитель, - негромко сказал Иван. Неровня она тебе... Что ей за старого-то идти...

Ответа не было, и тогда, возвысив голос, кержак резко подался к Фогелю, так, что лошадь под ним испуганно вдрогнула всем телом.

- Аль не нужна уж тебе Баба Золотая?!

Немец медленно обратил к нему лицо, прорезанное глубокими морщинами. Казалось, скорбные тени залегли в этих суровых складках. Даже седой парик стал выглядеть как-то траурно.

- Я буду думать... Я завтра скажу тебе...

Приотворив дверь, Тихон прошмыгнул в кабинет управителя. Тот даже головы не поднял. Остановившимся взглядом он смотрел на свои полусжатые кулаки, лежавшие перед ним на столе. Что-то бесформенное, старческое появилось в его ссутулившейся спине, в опущенных плечах.

- Звали-с? - нарушил тишину приказчик.

- Скажи, Тихон, - нетвердым голосом проговорил немец. - Что на свете всего важнее?

- Так это ведь... как кому, - с почтительным смешком сказал приказчик. - Если, примерно, нашему брату, так начальство богопоставленное почитать...

На лице Фогеля появилось выражение досады. Он стукнул по столу своим вялым кулаком и поднялся:

- Самое главное! Что самое главное?! Богатство? Власть? Любовь женская? Что?

- А-а, это-то?.. Тут, Карла Иваныч, по моему разумению, и рядить нечего. Как говорят, крякнешь да денежкой брякнешь - все у тебя будет.

Управитель вышел из-за стола и, покачиваясь, тяжело прошествовал к Тихону. Заговорил, размахивая рукой перед носом приказчика:

- Эта пословица обманывает - здоровье не купишь. Любовь не купишь.

- Не знаю, как насчет здоровья. А касательно любви... Опять же пословка есть: были бы побрякунчики, будут и поплясунчики.

- Какие побрякунчики? - пьяно изумился Фогель.

- А вот эти, - Тихон с радостной улыбкой постукал себя по карману.

Звон монет словно бы несколько отрезвил немца. Он мотнул головой в сторону входа:

- Уйди!

Когда за Тихоном закрылась дверь, Фогель постоял, потерянно озираясь. Нетвердыми шагами прошествовал к клавикорду. Взял с крышки инструмента миниатюру, уставился на портрет налитыми кровью глазами. И вдруг что есть силы хватил его о паркет.

* * *

- Здесь, - сказал Иван, указывая на кучу молодых березок с подвянувшей листвой. И, оглянувшись на управителя, стал отбрасывать деревца в сторону.

Фогель стоял, сложив руки на груди, и ждал. На нем был мундир горного офицера, ботфорты и треуголка. За поясом торчали два пистолета с простыми деревянными рукоятками. На мрачном лице его застыло недоверчивое выражение. Однако, когда среди листвы мелькнули очертания золотой статуи, он весь подался вперед, на щеках выступили багровые пятна. Рука его метнулась к пистолету.

И тут же откуда-то сверху раздался короткий свист. Фогель вскинул голову. На толстой ветви кедра сидел, свесив ноги в ичигах, Алпа. В руке он держал длинный шест с привязанным к нему ножом. Лезвие было направлено на немца.

Вогул укоризненно покачал головой. Не в силах вымолвить ни слова, управитель снял треуголку, трясущимися пальцами достал из-за подклада свернутый лист.