Золоченая цепь

— Я убил его, Ваше Величество, с глубокой скорбью. — На самом деле единственной его целью было не позволить Амброзу совершить новый обряд, но кого интересовали такие мелочи? Самого намерения и его последствий уже хватало, чтобы обвинить его.

— Зачем?

— Затем, что я верил в то, что монарх, которому я служил всю свою жизнь, был уже мертв. Когда он принял это чудовищное заклятие, он превратился во что-то, но не в человека.

— Тоже вздор, пустые слова.

В комнате присутствовало еще только двое. Оба стояли за спиной Королевы, оба были одеты в гвардейские мундиры. Одним из них был мрачно смотревший исподлобья коммандер Дракон, но другим — юный Хируорд, и он улыбался. Поняв это, Дюрандаль испытал прилив надежды, резкий как удар кинжала.

— Значит, своим троном мы обязаны твоему цареубийству?

Почти любой ответ на этот дьявольски хитроумный вопрос мог убить его.

— Я исполнял свой долг так, как понимал его, Ваше Величество, и я поступал так всю жизнь. Ваш благородный отец был моим сеньором, но также и моим другом — настолько, насколько могут дружить господин и слуга. Все время, что мне осталось, я буду чтить его память, прощая ему эту последнюю ошибку.

— Ты считаешь себя вправе судить ошибки своего монарха?

— Мэм, он имел доступ к этому заклятию почти двадцать лет и сознательно не пользовался им. Ему хитростью навязали колдовство, пользуясь его смертельной болезнью, когда разум его омрачился страданиями. Если я и судил его, то как своего друга, не как моего господина. Даже если бы я не сделал больше ничего, я верю, что спас его память от позора.

Королева поджала губы.

— Я понимаю, это звучит глупо, мэм, — не сдавался он, — но я убежден в том, что человек, которому я служил так долго и с такой гордостью, — отец, которого вы знали, мэм… мне кажется, он бы одобрил это.

Молчание. Потом Королева едва заметно кивнула.

— Мой отец погиб в пожаре, причина которого осталась неизвестной. Приготовлено заклятие, которое не позволит тебе говорить иначе. Ты принимаешь эти условия?

— С радостью, мэм!

— Тогда мы включим твое имя в список помилованных.

С трудом удерживаясь от слез, он склонил голову.

— Я искренне благодарен Вашему Величеству за милосердие.

Он снова увидит Кэт!

Впрочем, Малинда еще не договорила:

— На протяжении многих лет я находила мало повода для симпатии к вам, лорд Роланд.

— Если я и причинил Вашему Величеству неприятности, то с чувством глубокого сожаления и единственно веруя в то, что я исполнял свой долг.

— Единственно потому, что я понимаю это и уважаю тебя за это, твоя голова останется на твоих плечах, милорд. И я не лишена благодарности. Сэр Хируорд, когда узник подвергнется заклятию, о котором мы говорили, можешь вернуть ему его меч, но не раньше. Уведите его.

Дюрандаль встал, поклонился, попятился и поклонился снова… Хируорд торжественно подошел к нему, но улыбнулся сразу же, как только убедился, что она этого не увидит. Дракон, стоявший за ее спиной, тоже улыбался.

Харвест, как объяснил ему позже Хируорд, был найден на пожарище и возвращен в Айронхолл. Новый кошачий глаз был не таким ярким, как прежний, и оружейники испытывали некоторые сомнения в прочности клинка, но все же решили, что лорд Роланд в будущем вряд ли будет пользоваться им слишком часто. Лорд Роланд согласился с этим решением и поцеловал клинок.

* * *

Не пользуясь особым расположением двора, он тихо жил в Айвиуоллз с Кэт, пока она не умерла летом следующего года. После этого особняк казался тоскующему одинокому старику шестидесяти лет дурацкой роскошью. Он тосковал по обществу своих одногодок и полезному времяпровождению. Когда Энди в следующий раз вернулся из плавания и объявил, что сыт по горло путешествиями на край света, его отец с радостью уступил ему права на дом и поместье. Он повесил на пояс меч, оседлал Рубаку и уехал на запад.

Эпилог

— Что ж, неплохо, — сказал Великий Магистр. — Я не ожидал, что ты поймаешь последние две.

— Игрушки! — хмыкнул мальчик.

— Ты считаешь, ловкость не нужна мечнику?

— Гм. Поди, нужна.

— Ты чрезвычайно ловок. Мне кажется, ты справишься, но выбор полностью за тобой — не за мной и не за твоей бабкой. Только твой. Если ты хочешь поступить, я принимаю тебя. Если нет, я говорю твоей бабке, что не приму тебя. Предупреждаю, ты начинаешь совершенно новую…

Проговаривая обычную речь, он наблюдал за сменой эмоций на худом и угрюмом лице: страх, сомнения и, наконец, недоверчивые проблески надежды и возбуждения. Хилые члены не выдавали никаких признаков рахита, так что несколько сытных обедов совершат с ними чудеса, а немного гордости исцелит раненую душу. Четырнадцатилетним мальчишкам нужны изгороди, чтобы перелезать через них. Если ворота открыты, они считают, что овчинка не стоит выделки. Правда, сами они этого не понимают, и если этот ходячий ужас уйдет отсюда сегодня, его повесят через год, а то и раньше.

— У тебя есть вопросы?

— А то, что случилось?

— Это ничего не значит. Это забыто. Твое имя забыто. То, что люди будут думать о твоем новом имени, зависит только от того, что ты совершишь в дальнейшее.

— Кто выбирает мне новое имя?

— Ты сам.