По крайней мере, в королевской опочивальне не было народу как сельдей в бочке. Здесь стояло несколько шкафов и большая кровать под балдахином, выцветший алый полог которого истрепался настолько, что лохмотья бархата хлопали по оконным переплетам, заглушая треск огня в очаге. В остальных помещениях воняло потом и заношенной одеждой, но здесь эти запахи заглушались гнилостной вонью язв, разъедавших Амброза IV. Он лежал, развалясь на перинах, и бледное, одутловатое лицо его еле виднелось из-под груды мехов. Что это у него под глазами – просто тени или плесень?
Он пережил четырех жен и сына; он никогда не видел своих внуков. После тридцати девяти лет правления все его королевство съежилось для него до размеров этой продуваемой сквозняком конуры, и даже дыхание требовало от него болезненных усилий. Дюрандаль преклонил перед ним колени.
– Встань, болван! – Голос Короля звучал устрашающе хрипло. – Мне там тебя не видно. Прости… что вытащил тебя… в такую погоду.
– Небольшая встряска мне полезна. Ваше Величество. Мне сказали, ваше самочувствие улучшается.
– Тебе сказали… Все, что мне нужно, – это отдохнуть немного! – Король упрямо нахмурил брови. Он все не желал признавать очевидного.
Дюрандаль с раздражением заметил, что Кромман стоит с этой стороны двери, почти не видный в своих черных одеждах. Он тоже сильно горбился теперь, зловещее черное пугало, но рыбьи глаза горели все той же акульей злобой.
– Что это мне говорили насчет скачек, – просипел Король, – будто ты обскакал моих гвардейцев? – Вопрос был задан не случайно, но с целью показать: у него имелись и другие источники информации – Дракон, в данном случае, но Кромман держал и собственную шпионскую сеть, не связанную с Отделом Государственной Безопасности. И наверняка было и еще что-то. Старый хитрый Амброз еще держал в кулаке свое королевство.
– Сир, подарив мне коня вроде Рубаки, вы вряд ли ожидали, что я буду кататься на нем на рыбалку. – Он все еще мог выдерживать королевский взгляд, не вздрагивая. – По дороге отсюда я предложил погоняться немного. Мои провожатые согласились, и я выиграл, обойдя их на полголовы – исключительно потому, что у меня лучше лошадь. Разумеется, это было глупо и опасно для лошадей. – Хорошо еще, Кэт об этом не слышала.
Король испустил что-то вроде кашля, что, возможно, означало смех.
– Двое вообще свалились, и ты обошел их на… три корпуса. Ничего, щенкам полезно… Пусть знают, кто лучше, – его тон сменился на раздраженный. – Что это ты приперся сюда портить мне каникулы?
Дюрандаль покосился на Кроммана.
– Ох, пусть его остается, – буркнул Король. – Все равно в скважину подслушает. В этом доме секретов не сохранишь. Стоит ли мучить умирающего человека личными распрями?
– Как будет угодно Вашему Величеству, – Дюрандаль порылся в мешке и достал свою папку с бумагами. – Мне нужны ваши инструкции по нескольким делам, сир. Нифийские повстанцы – самое неотложное из них, ибо их должны повесить в течение трех дней. Королевское помилование к Долгой Ночи…
– Повесь их.
– Двое из них совсем еще дети, сир, – тринадцать и…
– ПОВЕСЬ ИХ!
Нечасто за двадцать лет на посту канцлера Дюрандаль был близок к тому, чтобы на коленях умолять Амброза забрать у него золотую цепь. Есть вещи, которых даже преданность не может требовать от человека, и повешение детей – из их числа, и все же его решимость поколебалась при взгляде на умирающего деспота. Пусть Король не испытывал жалости к этим щенкам-мятежникам – Дюрандаль испытывал жалость к нему и не смог бы бросить теперь своего сюзерена.
– Хорошо, сир. Следующий вопрос. Казначей просит подтвердить его полномочия.
Он протянул бумагу, но Кромман бросился на нее как изголодавшая бродячая кошка. Он положил ее на доску для письма и протянул Королю вместе с пером. Амброз подписал бумагу не глядя. Секретарь забрал доску и вернулся в тень. Сколько же влияния у бывшего инквизитора на этого инвалида? Хотя бы личная печать еще блестела на королевском пальце.
После этого Король выслушивал его молча, в тишине, прерываемой лишь тяжелым дыханием. Каждый раз он ждал советов своего канцлера, потом кивал. Кромман получал его подпись и уносил свиток, чтобы запечатать его.
С нарастающим беспокойством Дюрандаль торопливо продолжал доклад. Поначалу они были учителем и учеником, потом – единой командой. Они могли спорить до хрипоты – и все же оставались единой командой, так было почти двадцать лет. Теперь он принимал решения, а Король одобрял их. Шивиалем правил стареющий канцлер, и это никуда не годилось. Он хотел уйти в отставку и хоть немного насладиться личной жизнью, которой никогда не знал, но не мог бросить сейчас своего поста. Трудно было не выругаться или не заплакать.
В конце концов он поклонился.
– На сегодня у меня больше ничего серьезного, сир. Остальное может подождать до вашего возвращения. Да, Парламент. Он должен собраться через три недели. Может, вы желаете отложить…
– Нет! – рявкнул Король и зашелся кашлем. Когда приступ прошел, он мог только свирепо смотреть на него.
– В таком случае, сир, ваша речь…