Зоя

— Конечно! — Не в силах уйти, она неотрывно глядела на подругу, словно впитывая ее взглядом, словно желая навсегда унести с собой и пожатие этой горячей руки, и холодящее прикосновение накрахмаленных простыней, и взгляд огромных синих глаз. — Я люблю тебя, Маша! — прошептала она, вложив в эти слова всю свою нежность. — Я так люблю тебя! Выздоравливай поскорей!..

Она в последний раз наклонилась поцеловать Машу, почувствовала под пальцами мягкие вьющиеся волосы, рассыпанные по подушке, — и, резко повернувшись, почти побежала к двери, а на пороге, помедлив еще мгновение, помахала. Но глаза Маши были закрыты, и Зоя выскользнула за дверь, только в коридоре дав волю слезам, давно уже подступавшим к горлу.

Со всеми остальными она простилась полчаса назад, но все же у дверей наследника остановилась.

— Можно? — вполголоса спросила она, увидев там Нагорного, Пьера Жильяра и доктора Федорова — он как раз собирался уходить.

— Спит, — сказал доктор, ласково дотронувшись до ее руки.

Зоя только кивнула и побежала по знакомой лестнице вниз, где ее ждали Николай, Алике и Евгения Петровна. Федор был на дворе, запрягая в сани пару лучших лошадей из царской конюшни. На подгибающихся ногах Зоя двинулась навстречу царю и царице.

Душевные ее силы были на исходе. Ей хотелось, чтобы время замерло или потекло вспять, а она — кинулась бы наверх, в спальню Мари… Она чувствовала себя так, будто предавала их всех: какая-то неодолимая сила отрывала ее от них.

— Ну, как она? — с беспокойством спросила Александра, заглядывая ей в глаза: она надеялась, что дочь не поняла истинный и мучительный смысл происходящего.

— Я сказала, что мы ненадолго должны вернуться в Петроград. — Зоя теперь уже не сдерживала слез.

Плакала и Евгения Петровна. Николай поцеловал ее в обе щеки и крепко сжал ее руки; в глазах его застыла безмерная печаль, но губы по-прежнему улыбались. Старая графиня слышала, как рыдал государь в ночь своего возвращения, но на людях он всегда был сдержан и собран, его отчаяние было скрыто от посторонних глаз. Напротив, он старался всех подбодрить и вселить в душу каждого надежду и спокойствие.

— В добрый час, Евгения Петровна, с богом! Будем надеяться на скорую встречу.

— Мы будем молиться за вас. — Графиня поцеловала его. — Храни вас бог. — Она повернулась к Александре:

— Берегите себя, не надрывайтесь… Бог даст, дети скоро будут здоровы.

— Напишите нам, — печально произнесла та. — Мы будем с нетерпением ждать от вас весточки. — И обернулась к Зое, которую знала со дня ее появления на свет: они с Натальей родили дочерей чуть ли не в один и тот же день, и все восемнадцать лет жизни Зои прошли у нее на глазах. — Будь умницей, слушайся бабушку… — И крепко прижала ее к своей груди — на миг ей показалось, что она расстается с родной дочерью.

— Прощайте, тетя Алике… Я так люблю вас… Вас всех… Я не хочу ехать… — еле выговорила Зоя, рыдая.

Николай обнял ее с отцовской нежностью.

— И мы все любим тебя, Зоя, любим и всегда будем любить. Ничего, когда-нибудь мы снова будем все вместе… Верь в это, Зоя. Господь да пребудет с вами. До свидания, дитя мое… — С легкой улыбкой он чуть-чуть отстранил припавшую к его груди Зою. — Пора.

Он подал ей руку и торжественно повел к саням.

Александра держала под руку старую графиню. Пока они садились в сани, вокруг собрались последние дворцовые лакеи. Они тоже плакали. Зоя, которую они знали с детства, уезжала, а вскоре за нею последуют и их господа. И страшно было представить, что никто уже не вернется. Только об этом и могла думать Зоя. Федор тронул лошадей, взявших с места бодрой рысью, и фигуры Николая и Александры, которые махали вслед, стали расплываться в серых сумерках.

Прижимая к себе собачку, Зоя обернулась. Щенок заскулил, словно сознавал, что никогда больше не увидит родного дома. Зоя уткнулась лицом в плечо Евгении Петровны: она не могла больше смотреть, как тают позади силуэты царя и царицы, и Александровский дворец, и вот уже в снежной пелене скрылось все Царское Село. Зоя разрыдалась. Маша… Машенька… Мари, ее единственная и лучшая подруга… Она лишилась ее, как лишилась отца, матери, брата… Она плакала горько и безутешно, а Евгения Петровна сидела прямо и не утирала слез, замерзавших на щеках: позади оставалась целая жизнь, все, что знала она и любила, — все это сгинуло, растаяло дымом. Лошади уносили их все дальше и дальше от дома, от прежнего мира, от дорогих и близких.

— Прощайте, дорогие мои… — по-французски прошептала бабушка, — прощайте.

Теперь на всем свете они остались вдвоем — старуха и девочка, только начинающая жить. Прежний мир исчезал за спиной. Николай и его семья уходили в историю. Ни Евгения Петровна, ни Зоя никогда не забудут их — и никогда больше не увидят.

Глава 8

ПАРИЖ