— Потому что, — я снова вздохнула и посмотрела вдаль, где солнце своим светом усыпало поля и равнины, — когда я представляю, что не увижу его, не смогу поговорить с ним и коснуться… внутри оживает какая-то космическая черная дыра, которая начинает пожирать весь мой мир. Кажется, я уже не смогу жить как прежде, до встречи с Себастьяном. О, Латти! Эта безысходность не дает мне покоя!
Злата молчала. Наверное, она не хотела открыто показывать свою жалость ко мне. Я понимаю, ведь сама себя унижено жалею.
— Но однажды тебе все-таки придется отказаться от него, — сожаление пропитало голос Златы. — Или принять его, отбросив свои убеждения. Ее слова гасили свет в моей душе и разрывали сердце в этой мрачной темноте. Я прерывисто вдохнула осенний воздух.
— Как говорила Скарлетт О`Хара, — бодро начала я. — «Об этом я подумаю завтра!»
Я услышала ее усмешку.
— Так всегда любила говорить Мари!
Даже не видя Златы, я поняла по ее голосу, что она плачет. Она никогда не могла скрыть слезы, вспоминая подругу, которая лежала в больнице уже почти два месяца.
— Не любила. А любит. С Мари все будет хорошо. Другого варианта не существует! — настал мой черед искренней поддержки.
— Я завтра вылетаю к ней, — расстроено звучал голос Латти. — Только что говорила с Эйдом по видеозвонку. Его не узнать. Он словно постарел лет на десять. Так жаль их…
— Злата! — решительно одернула я ее. — С ними все будет хорошо! Себастьян говорил, что завтра прилетает израильский профессор. Он не обещал чудес, но говорил о новых, действенных методах лечения. Нужно верить, слышишь?
— Да. Ты права, — уже бодрее ответила подруга. — Я верю! Спасибо, милая моя!
***
Каталонские Пиренеи, которые соединяют Испанию и Францию, — невысокие горы, захватывающие своей красотой и печатью древности. Их смелые вершины самоуверенно тянулись к небу, будто кутались в снежные облака, пока их скромные «сестры» простилались к морю, позволяя зеленой траве украшать свои земли.
Когда проезжаешь мимо этих красот, от восторга так и захватывает дух! Хочется смотреть и смотреть, чтобы запомнить каждый изгиб гор, каждый домик в маленьких деревнях и особенные очертания небольших озер и рек. Великолепие, волшебство и могущество природы впитывается в кожу, проникает в кровь и остается в памяти навсегда.
— Сейчас в Пиренеях известный на всю Европу горнолыжный курорт Бакейра-Берет, — рассказывал Себастьян, пока мы стояли на одной из вершин и рассматривали деревушку в окружении заснеженных гор. — Однако раньше сюда никто не мог добраться, так как место было совершенно непроходимым. Эта долина находилась между испанцами и французами. Здешние горцы, ярые поклонники свободы, отдали предпочтения испанскому королю, который был великодушен и предоставил народу привилегии. Подаренные аранцам льготы позволяли иметь собственное правительство и самим принимать решения по внутренним вопросам. А французский монарх наоборот требовал исключительное подчинение. Однако хитрые и разумные горцы сумели наладить свою жизнь между двух королей. В здешних деревнях и по сей день говорят на аранском — почти исчезнувшем языке средневековой страны Окситании. И живут здесь настоящие аранцы, те самые, окситанские.
— Аранский — красивый язык? — спросила я его, пока Сезар, что-то рассказывал Ронни, стоя на другой возвышенности.
Глаза Себастьяна встретились с моими.
— У каждого свое понятие о красоте, Зоя. Кто-то считает красивым то, что другие называют уродством. Вот для тебя, что есть красота?
— Ты, — не задумываясь, ответила я и заметила, как у него перехватило дух. — Прости!
Я сделала шаг, чтобы уйти, но он перегодил мне путь. Я замерла, молча рассматривая его плечо.
— Это всего лишь лицо, Зоя! — тихо заговорил он, и я ощутила его дыхание на своем виске.
Я подняла глаза, медленно переводя взгляд от его подбородка с маленькой ямочкой, полных губ, прямого носа и медовых глаза в окружение черных, загнутых кверху ресниц.
А что же я хотела сказать-то?..
— Эй, ну что вы там? — закричал Сезар. — Едем?
***
Глядя на мелькающие за окном пейзажи Барселоны, я раздумывала о «дружбе» с Себастьяном Эскалантом. Люблю его. Люблю его. Я люблю его. Рядом с ним я чувствую муку, словно меня сдерживают цепи — жесткие и неподъемно-тяжелые.
Но без него… Мрачно. Невыносимо. Одиноко. Обреченно и пусто. Такое чувство, что если потеряю его, то потеряю и себя, перестану существовать как личность, как живой человек.
Разве настоящий художник, рисующий чувственные и эмоциональные картины, счастлив? Разве не боль и печаль заставили его выплеснуть свои эмоции на холст? Поделиться с миром своими переживаниями?
Мой удел — это одиночество среди друзей. Мой мир — это запретная любовь к женатому мужчине. Моя жизнь — это искусство, пропитанное болью.
Мое вдохновенье — это Себастьян Эскалант.
***
В город мы въехали, когда уже стемнело. Попрощавшись с Ронни и Сезаром, мы направились к моему новому дому. Ехали молча, погружаясь в собственные мысли под музыку без слов и оптимизма.
Себастьян остановил автомобиль и вышел. Открыл мне дверцу, но руку не подал. Я благодарна ему за это.