Но в общем и целом я себе представлял: старшеклассники приезжают сюда дуть пиво и совершать плотский грех. Может, тут подторговывают кокаином и дешевыми амфетаминами, но у крайней группировки этого сообщества есть большие запасы красной краски в баллончиках, а еще они побывали в отделе «Оккультизм» какого-нибудь кембриджского книжного.
У меня не было ни причин, ни желания разбираться в их намерениях, поэтому я похромал назад к «Зодиаку» и вернулся к остальным.
Фрэнк, силач из команды «Иглобрюха», наконец пробился в карман газа. Из трубы явно что-то выходило. Подержав над ней руку, я почувствовал теплое, влажное дуновение, от которого у меня по коже побежали мурашки. Велев всем отойти подальше, я зажег бенгальский огонь и с расстояния десяти футов бросил его в сторону трубы. Остального я не увидел, поскольку инстинктивно закрыл голову руками, однако услышал основательный «уф», с которым взорвался выхлоп газа. Команда «Иглобрюха» зааплодировала, и я опустил руки. У нас получилась отличная газовая горелка с огромным жалом желтого пламени.
Мы удлинили трубу, чтобы ее конец поднимался футов на десять над землей, и оставили гореть. Я пофантазировал о том, как бы создать по периметру Спектэкл-айленда корону из таких вот горелок – маяк для кораблей, наземный ориентир для авиапилотов, постоянный фейерверк для яппи в новых кондоминиумах вдоль берега. Многого я бы не добился, но она послужила бы напоминанием: «Эй, люди! У вас тут гавань. И в ней грязно».
13
Вернувшись домой, я снова промыл ногу, протер водкой (определенной марки, которую держу исключительно как органический растворитель) и снова забинтовал. Той ночью меня мучили то ли кошмары, то ли галлюцинации, в которых я улепетывал от огроменных, крепко надушенных корпорационных бюрократов с хромированными пистолетами. Среди ночи я трижды вставал сблевать и, когда зазвенел будильник, не мог даже шевельнуть рукой, чтобы его отключить, потому что суставы у меня болели. Перед глазами плыло, и когда я померил температуру, на градуснике оказалось под 40°. Все мышцы сплавились в единую тлеющую массу. Я лежал и стонал что-то про «двести фунтов гнилого мяса», пока не пришел Барт и не принес мне мешок с «веселящим». Когда я глотнул достаточно закиси азота, чтобы добраться до туалета и покончить с рвотой и диареей, то посмотрел в зеркало и увидел, что язык у меня обложен, покрыт беловато-коричневым налетом.
Барт повез меня в большую больницу в центре к доктору Джи, моему бывшему соседу по общежитию в университете. Степень он получил по ускоренной шестигодичной программе, потом отбыл свой срок ординатором в клинике при одном из университетов «Лиги плюща» и теперь работал в приемном покое. Не слишком престижно, зато заработок постоянный. Превосходный способ финансировать другие интересные и важные проекты.
Когда я объяснил, как порезал ногу, он поглядел на меня так, словно я выстрелил в себя из обоих стволов двенадцатидюймового обреза.
– Там, в гавани, полно скверной дряни, приятель. Я не шучу. Прорва всяких бактерий. Они и в твоем теле могут размножаться, С. Т., – говорил он, вкатывая мне какой-то колоссальный коктейль из антибиотиков.
Их же он мне дал с собой в таблетках, но в конечном итоге выпить мне довелось лишь полпузырька. Что бы там ни намешал доктор Джи, мой организм антибиотики вычистили основательно. Включая и E. coli, естественные бактерии у меня в прямой кишке, и потому диарея никак не унималась. Жизнь слишком коротка, чтобы провести ее на унитазе в ожидании очередного спазма, поэтому я перестал глотать пилюли и предоставил заканчивать «уборку» собственным защитным системам. Противостолбнячную прививку я тоже сделал, если вам уж так надо это знать.
– Я тут с кое-какими ребятами столкнулся, они бы тебе понравились, – сказал я Барту по пути домой. – Фэны «Пойзен Бойзен».
С шумом втянув носом воздух, он чуть нахмурился. Бартоломью у нас – сомелье тяжелого рока.
– Ага, для двухойевой группы. Первый альбом был куда ни шло. Потом у них кончились идеи, теперь они пишут от силы две песни в год. Ради клипов ударились в черную магию. Старо.
– А разве не в этом весь смысл тяжелого металла?
– Ну да, это же я тебе так сказал, – напомнил он мне. – Тяжелый рок никогда тебя не обгонит.
– Откуда они взялись?
– Откуда-то с Лонг-Айленда. Но не со стороны Бруклина. – Он оторвался от дороги, чтобы посмотреть на меня. – Что это были за типы? С чего ты решил, что они фэны?
– Интуиция.
Я рассказал ему про баржу.
– Даже торговаться толком не умеют! – фыркнул он.
– О чем это ты?
– Продали душу дьяволу, а взамен получили старую ржавую баржу. Я попросил бы что-нибудь с приличным баром. И поближе к трамвайной линии.