Читаем Зодчий. Жизнь Николая Гумилева полностью

Последнее время часто слышатся нападки на Брюсова из самых противоположных лагерей. Его упрекают в гордости, в самомнении, в презрении к реальной жизни. В этом нет ничего удивительного. Уже давно люди привыкли считать поэтов чиновниками литературного ведомства, забыли, что духовно они ведут свой род от Орфея, Гомера и Данте. Брюсову поставлено в вину, что он это вспомнил.

Судя по всему, ничто в Москве, кроме «Весов» и «Скорпиона», внимание Гумилева не задержало. До конца жизни он бегло побывал в Первопрестольной еще несколько раз, но все его визиты свелись к сугубо литературному общению. Этого города для него как будто не существовало. Нет ни строки — пусть даже негативно окрашенной, — относящейся к Москве, в его стихах. Лишь в одной из его статей упоминается «скромная Москва», противопоставленная «пышному Багдаду». Использовавший как материал для творчества чуть ли не все увиденное и прочтенное, он мимо этого материала прошел, не заметив его.

Из Москвы Гумилев отправился в Березки (пострадавшие от поджогов в 1905 году и вскоре проданные); какое-то время он провел в Петербурге и в Царском. Более подробных свидетельств об этом времени — с конца мая по начало июля 1907-го — нет. В начале июля он отправился в Севастополь, где проводила лето Анна Горенко. По-видимому, там, на даче Шмидта, произошел очередной разрыв. Анна берет назад данное слово, помолвка расторгается. Тяжесть этого известия (которое Гумилев должен был предчувствовать — он виделся с Анной в апреле-мае и не мог не заметить тех смятения и неуверенности, которые скользят в ее письмах Штейну) усилилась тем, что именно на даче Шмидта Гумилев «из разговоров» (вероятно, из своих разговоров с Анной) понял, что она «не невинна». О том, что между их разлукой в 1905 году и встречей весной 1907-го у Анны был роман — серьезный роман со взрослым мужчиной, он до сих пор не догадывался. Имя своего соперника он не узнал и сейчас — и никогда не заговаривал об этом с Анной. «Кто был первый», он спросил у нее в 1918-м — в день развода. Она назвала имя: это давно уже не имело никакого значения.

Ахматова рассказывала Лукницкому, что

на даче Шмидта у нее была свинка и лицо ее было до глаз закрыто — чтобы не было видно страшной опухоли… Николай Степанович просил ее открыть лицо, говоря: «Тогда я вас разлюблю!» Анна Андреевна открывала лицо, показывала… «Но он не переставал любить меня! Только говорил: «Вы похожи на Екатерину II»[45].

Об этом эпизоде мы уже упоминали. Кроме того, известно, что Гумилев сжег свою пьесу «Шут короля Батиньоля», на которую возлагал большие надежды и которую Анна отказалась слушать. А все же их духовное и интеллектуальное общение продолжается. В частности, Гумилев перед отъездом дарит Анне книгу Папюса. Ахматова рассказывала об этом Лукницкому, но едва ли прочитала оккультное сочинение. Во всяком случае, для ее поэзии это чтение никак не пригодилось.

Из Севастополя, не заезжая в Петербург, кораблем «Олег» молодой поэт отплыл во Францию. 3 августа (21 июля старого стиля) он пишет Брюсову: «После нашей встречи я был в Рязанской губернии, в Петербурге. Две недели прожил в Крыму, неделю в Константинополе, в Смирне, имел мимолетный роман с какой-то гречанкой, воевал с апашами в Марселе и только вчера не знаю как, не знаю зачем очутился в Париже». К сожалению, мы мало знаем об этом путешествии Гумилева, особенно о его жизни в Константинополе и Смирне — первом соприкосновении с миром Восточного Средиземноморья, Леванта, не считая, конечно, грузинской юности. «Роман с гречанкой» вызывал у Ахматовой сомнения: «С какой-то!.. Во всяком случае Николай Степанович на том же пароходе уехал из Смирны, потому что на письмах был знак того же парохода». Не очень понятно, почему Гумилев (как правило, не рассказывавший знакомым и даже друзьям о своих отношениях с женщинами) счел необходимым поведать Брюсову о «мимолетном романе с какой-то гречанкой». Можно предложить одно удовлетворительное объяснение: будущий неутомимый ловелас в двадцать один год, несмотря на баронессу Орвиц-Занетти и всех царскосельских гимназисток, был еще, в отличие от своей возлюбленной, «невинен». В Смирне он (обиженный и уязвленный тем, что узнал на даче Шмидта) спешно потерял девственность с первой же портовой девицей. О таком важном событии, конечно, подмывает рассказать хоть кому-то.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии