— Ладно, замнем для ясности,— сказал замполит.— Если хотите, я приведу с десяток примеров, когда люди становились героями благодаря тому, что их вынуждала обстановка!
Спор, наверное, продолжался бы долго, но в это время раздался телефонный звонок. «Батя» поднял трубку и услышал голос командира дивизии: «Поздравляю, Олег Евсеевич! Ишь как твоего питомца отметили! Молодец! Объяви Мирошину от моего имени благодарность. И всему личному составу полка».
— Слушаюсь, товарищ генерал,— растерянно ответил Ребров, положив трубку, покачал головой и виновато улыбнулся.
В тот же день на полковом построении «батя» в точности исполнил приказание командира дивизии. Личный состав, приняв поздравление, хором ответил: «Служим Советскому Союзу!». А Мирошина вызвали на середину каре и объявили благодарность.
О моей корреспонденции не было сказано ни слова, но все равно я праздновал победу.
— Вы — комсомолец, товарищ Природин? — спрашивает замполит, пригласив к себе в кабинет.
— Так точно, товарищ подполковник!
— Очень хорошо. А давно пишете?
— Так точно, давно. Со школьной скамьи.
— Что, если мы, то есть командование полка, доверит вам одно серьезное задание? Возьметесь? Сейчас я вам покажу...— Бабаев распахнул дверцы массивного шкафа и из бумаг и папок достал огромный альбом в бархатном переплете.— Тут вся история нашего полка,— сказал он, поднимая с пола выпавшие фотокарточки.— Вот если б вы взялись написать историю полка!
— Не знаю,— вырвалось у меня беспомощно.— Сумею ли?
— Вот и я тоже так подумал,— признался с некоторым огорчением Бабаев.— Парень вы вроде способный, но слишком молодой для такого дела.
— Почему же молодой? — обиделся я. — Пушкин в двадцать лет уже поэму «Руслан и Людмила» написал.
— Ну так то — Пушкин,— скептически усмехнулся замполит и опять спросил: — Может, попробуете?
— Попробую...
— На аэродром будете ходить только в дни полетов, остальное время в вашем распоряжении.
— Товарищ подполковник,— осмелел я,— разрешили бы мне по средам посещать заседания литературного объединения при городской газете.
— Ну, что ж, это, пожалуй, можно,— подумав, согласился замполит.
3.
В среду я отправился в Хурангиз. Пригородный поезд с полчаса волочился по долине, минуя речушки и пожелтевшие сады, и остановился перед зданием вокзала. На привокзальной площади людно. Толпы у автобусных остановок, возле базарчика, возле магазинов, парикмахерских и около чайханы, которая вольготно раскинулась около широкого арыка. С одной стороны дощатые настилы и кошмы, с другой — жаровни с пряным шашлыком. Из чайханы несется одуряюще звонкий голос певца и бренчание струн. Пируют, разумеется, бывшие фронтовики. Среди полосатых таджикских халатов видны гимнастерки. Около них образуются компании. Люди с интересом слушают их, поют для них лучшие песни. И вообще, если присмотреться, то бывшие военные — всюду.
Вскоре я добрался до двухэтажного дома, в котором размещается редакция хурангизской газеты. В коридорах тишина, лишь где-то постукивают пишущие машинки. В секретариате мужчина в кителе без погон спрашивает:
— У вас стихи?
— Я приехал на собрание литобъединения. Наш замполит звонил редактору.
— Слышал о таком разговоре. Но занятия в семь, рановато приехали.
Действительно, до семи еще целых три часа. Дерзкая мысль, которая не покидала меня всю дорогу, пока ехал сюда, вновь обжигает сердце. «Надо найти Тоню Глинкину: это ведь не очень сложно!» Спросив у прохожих, где находится пединститут, шагаю мимо больших фонтанов у гостиницы, минуя кинотеатр, выхожу на базарную площадь. Снова толпы у прилавков и суета невероятная. Обогнув шумную толчею, спешу к подъезду института.
У входа группа студенток с учебниками. Судя по всему, занятия только кончились. Спросив у девушек, где общежитие факультета истории, спешу туда. Одна из студенток вызвалась меня проводить.
— А вы к кому?
— К Глинкиной.
— Знаю, знаю такую. А вы кто ей... Брат или?..
— Не брат и пока что даже не «или». Просто знакомый.
Мы взбежали на второй этаж. Девушка отыскала нужную комнату, отворила дверь и церемонно доложила:
— Глинкина, принимай гостя.
В комнате четверо девушек. Все удивленно переглянулись.
— Вам кого? — спрашивает Тоня, отходя от зеркала, перед которым она только что прихорашивалась.
— Вас,— неуверенно выговариваю я.
— Меня? — удивляется девушка и хлопает глазами. Остальные смеются.
— Ну, святоша! Только говоришь, что у тебя никого нет, а посмотри, какой красавец пожаловал!
— Вы серьезно... ко мне? — строже спрашивает Тоня.
— Ну, тогда, на озере... Помните? Я документы у вас проверял!
Девчонки расхохотались еще громче, а Тоня залилась румянцем.
— Да, кажется, припоминаю,— соглашается она и направляется к двери.— Давайте-ка выйдем, тут все равно не дадут поговорить.
Мы останавливаемся возле лестничных перил.
— Зачем вы пришли? Опять, что ли, документы проверять? — спросила Тоня.
— Нет, не за этим, — отвечаю стесненно. От волнения у меня все дрожит внутри.— Я в редакцию приехал. На заседание литобъединения. Я сочиняю стихи.
— Ну и о чем у вас стихи? — спрашивает Тоня.
— Обо всем... О небе... О любви... Пойдемте со мной?