Зной

В клинике на сей раз было тихо: ничто не мешало пересечь приемную, сесть и даже почитать в состоянии относительного покоя. Детишки лежали на коленях матерей, дремля либо поскуливая от боли в воспаленном ухе или горле. Одетый в залоснившийся черный костюм мужчина с зеленоватым лицом сидел, согнувшись вдвое. Увидела Глория и знакомого ей бродягу: он спал, обвив телом большой цветочный горшок и подрагивая во сне.

Медицинской сестры нигде видно не было. Глория спросила у багроволицей женщины, здесь ли доктор.

— У нас очередь, — ответила женщина. — За мной будешь.

Глория выбрала себе место, села, взяла со столика потрепанную газету. Передовица кишела цифрами и загадочными символами — речь в ней шла о содержании аммиака в генетически модифицированных зерновых культурах. Статья утверждала, что цифры эти чрезвычайно важны. Издавало газету общество коннозаводчиков. Глория вернула ее на столик.

Из глубины клиники появился старик, ковылявший, опираясь на толстую, отшлифованную песком палку. В поднятой вверх руке старика болтался пакетик с белыми таблетками.

— Теперь подлечимся! — объявил он.

Женщина, державшая на коленях раскрасневшегося от жара мальчика, сказала:

— Рада за тебя. А доктор-то где?

Старик пожал плечами:

— Там нету.

Все, кто сидел в приемной, сердито заболботали. Багроволицая гневно вскочила с места и ушла в заднюю дверь, а вернувшись через пару секунд, пожаловалась:

— Кабинет доктора заперт.

Похоже, сидевшие в приемной люди слышали эту фразу и раньше — не один раз. Все они встали, сунули под мышки то, что читали или вязали, растолкали задремавших детей: поднимайся, пойдем, надо чего-нибудь съесть, да, потом вернемся сюда, и не спорь со мной.

Кто-то из самых малых детей заревел.

Зеленолицый остался сидеть, согнувшись.

Багроволицая сказала Глории:

— Очередь сохраняется. Даже и не думай пролезть первой.

И удалилась, опять-таки гневно.

Похоже, порядок все они знают, подумала Глория. Может, и ей тоже стоит пойти поискать чашку кофе? И голова ее строго ответила: еще как стоит-то.

Выйдя из клиники, она увидела справа от себя грунтовую парковку. Влево уходило пустое поле. На дальнем его конце торчал тыл хозяйственного магазина — высокий, открытый с трех сторон навес для лесоматериалов. Там мужчины, орудуя топорами, ножовками и одной-единственной радиальной пилой, резали деревянные брусья на куски равной длины и сооружали из одних ступенчатые пирамиды, а другие укладывали на низкий грузовой прицеп.

Неожиданно все они, словно услышав флейту Крысолова, побросали инструменты и ушли под навес.

Заинтересованная их поведением Глория пошла налево, к бетонному пандусу, надеясь получить, забравшись на него, лучший обзор поля. И, повернув за угол, к задней стене клиники, услышала отрывистый кашель.

Кашляла женщина-врач, которую Глория видела в прошлый раз, — худенькая азиатка. Она сидела на корточках, прислонившись спиной к стене, и досасывала сигарету, уже обратившуюся в длинный столбик пепла. Локтем свободной руки доктор удерживала открытой заднюю дверь клиники. Кашлянув еще раз, она повернулась к Глории.

— Черт! — сказала доктор, поднимаясь на ноги.

Локоть ее соскользнул с двери, и та захлопнулась.

— Мерзавка, — сказала ей доктор. А затем Глории, по-испански: — Я вас что-то раньше не видела.

— Я говорю по-английски.

Глаза доктора расширились:

— Правда?

— С малых лет, — подтвердила Глория.

— Вот спасибо. — Доктор прижала руку с сигаретой ко лбу, походя на дымящегося единорога. Седины в ее волосах стало больше, чем было летом. — Вы не представляете, как приятно это звучит. Мне временами кажется, что я забываю английский язык. Правда, когда не удается придумать, как сказать что-то по-испански, все равно приходится переходить на него.

Она быстро окинула Глорию взглядом:

— Так вы говорите по-английски…

Глория улыбнулась:

— Вам следует почаще звонить домой.

— Когда? Я с утра до вечера здесь торчу. Шесть часов на сон и несколько минут на переодевание. — Доктор фыркнула. — Ладно, забудьте. Когда закончится мой срок здесь, я проведу с родными целых две недели. Хотя — нет, навряд ли. Никого я из них не увижу, потому что, как только вернусь, мне придется заканчивать ординатуру, а это наверняка потребует никак не меньших затрат времени. А потом получу настоящий докторский диплом и все начнется сначала, и времени на разговоры у меня опять не останется. Очень может быть, что сейчас происходит последний в моей жизни нормальный человеческий разговор.

— Я постараюсь, чтобы он получился приятным, — сказала Глория.

— Не напрягайтесь, запросы у меня самые скромные.

— Почему вы приехали сюда, если вам здесь так плохо?

Доктор затянулась и покашляла.